Хельмут Дамс - Франсиско Франко (Солдат и глава государства)

Он прибыл под Гвадалахару в самый разгар боев. Я в это время был целиком поглощен Мадридом, только поговорил с ним по телефону и условился о встрече после боев. А полковник Фомин выехал на фронт. В деревне Трихуэке, наблюдая за ходом боя с колокольни, попал под бомбежку. И был убит. Такая печаль нахлынула, когда дошло до меня это известие!

Война есть война, и скорбные, тяжелые вести обрушивались на нас довольно часто. Незадолго до гибели А. П. Фомина мы потеряли на Южном фронте прекрасного артиллериста полковника В. И. Димитрова, а позднее, уже на Арагонском фронте, на командном пункте генерала Вальтера был убит еще один наш прекрасный товарищ - полковник И. Г. Пидгола. Сложил голову за свободу Испанской республики легендарный генерал Лукач - Мате Залка. Тяжелые, невосполнимые жертвы...

Итак - новое место работы. Появились иные заботы, нужно было привыкать к другим людям. Корпус вел в основном бои по обороне Мадрида. На некоторых участках, например перед Аравакой, мы без особых усилий улучшили свои позиции. Пробовали выбить фашистов из Университетского городка, однако сделать это республиканцам так и не удалось.

Штаб нашего корпуса располагался в старом королевском дворце, сооружении столько же внушительном, сколько и знаменитом. Дворец этот знал на своем веку немало жестоких интриг, сопутствовавших всем поколениям испанских королей и описанных в свое время немцем Георгом Ф. Борном в известных "Тайнах. Мадридского двора", за достоверность которых, впрочем, трудно поручиться. Во всяком случае, для штаба корпуса удобнее помещение трудно было найти. Возведенный на высоком восточном берегу реки Мапсанарес, за которой раскинулся столичный парк; Каса-де-Кампо, дворец, образуя глубокий внутренний двор, наполовину уходил в землю, а наполовину возвышался над городом своими двухметровыми стенами, от которых фашистские снаряды отскакивали как горошины. Штаб корпуса находился на первом этаже, обращенном в сторону города. Наверху же было самое подходящее место для наблюдательных пунктов. Там они и располагались, защищенные мешками с песком, - артиллерийский, оперативного отдела, представителей авиации и службы ПВО.

Со стороны города перед дворцом красовалась небольшая площадь, окруженная статуями королевских особ и утопающая в цветниках, а к ней примыкал оперный театр, превращенный в артиллерийский склад. Невдалеке площадь Пуэрта-дель-Соль. Обычно она кишела людьми, что привлекло к ней внимание фашистских артиллеристов. Когда сюда залетали снаряды, площадь моментально пустела, но через несколько минут снова заполнялась громкой и оживленной толпой.

Своеобразно жил Мадрид. У стен его, обращенных в сторону противника, проходила передовая линия, и тут смерть косила людей, а несколько кварталов в глубь города - совершенно иная атмосфера: бойко торгуют магазины, вовсю работают кафе, кино, театр оперетты, спектакль "Мухерес де фуэго" ("Женщины огня") не сходит со сцены, и зал битком набит солдатами. Наплевать, что над головой зияет оставленная снарядом пробоина и в нее заглядывают крупные южные звезды, - вентиляция лучше!

Дети играют на улицах в войну и посещают зоопарк, который никто и не думал закрывать. Разорвется снаряд - ребятишки шарахаются в подворотни, а потом снова выбегают, крича и жестикулируя. Бывало и так, что после артиллерийского обстрела какой-нибудь курчавый малыш со сбитыми коленками лежит в луже крови и его подбирают, как солдата в бою.

На Гран-Виа - четырнадцатиэтажная "Телефоника". Это центр международной связи. Здесь вас могут соединить с Москвой, Лондоном, Парижем, Лиссабоном и даже Нью-Йорком.

И здесь же, на "Телефонике", - командный пункт республиканской авиации. Когда фашистские бомбардировщики прилетают бомбить Мадрид, офицеры вызывают свои истребители, и над городом закипают жаркие бои. Отсюда же корректируется огонь республиканской дальнобойной артиллерии, отсюда изучает поведение противника оперативный наблюдатель штаба фронта.

Так живет и воюет Мадрид. Работает метрополитен, но в его шахтах расположены и мастерские по изготовлению артснарядов. А в железнодорожных депо республиканцы наладили даже производство прожекторов для борьбы с авиацией фашистов. Помню, в какой восторг пришли рабочие, когда под лучами их прожекторов, проходивших испытание, загорелась толстая сосновая доска, а наш советский товарищ, интернационалист-зенитчик Н. Н. Нагорный дал прожектору высокую оценку.

В штабе 2-го мадридского корпуса шла обычная боевая работа. Меня удивляло лишь, что никто не выезжал в войска и предпочитал наблюдать обстановку на участке корпуса из-за толстых стен дворца. Пробовал я говорить кое с кем по этому поводу, но мне невозмутимо отвечали:

- Зачем же ездить, если и так все видно?

Сдается мне, что я стал жертвой остроумия. Однажды я заметил, что офицер, вышедший из милисианос, не умел читать топографическую карту, и хотел объяснить ему, что к чему.

- Помилуйте! - отшутился он. - Зачем мне фотография местности, если перед моими глазами оригинал?

Исключение из офицеров корпусного управления составлял лишь комиссар корпуса Гонсалес Молина. Он часто, почти ежедневно, в компании со мной бывал в передовых траншеях. Возле Университетского городка, попав под минометный обстрел, комиссар был тяжело ранен.

Живой достопримечательностью королевского дворца был дворецкий, вечно бродивший с огромной связкой ключей: комнат было неисчислимое множество, а доверить ключи кому-нибудь другому этот человек, носивший монашеское одеяние, не мог - службу нес исправно. Вспомнился он мне потому, что одно время по вечерам с верхнего этажа кто-то сигнализировал противнику азбукой Морзе с помощью фонаря, и мы должны были сначала искать дворецкого с его злополучными ключами, а потом того, кто подавал сигналы. В конце концов удалось обнаружить под крышей сигнальное устройство. От него шли два провода куда-то внутрь стены. Куда? Это, как мы шутили, осталось тайной мадридского двора. Провода перерезали, сигнализация прекратилась, а заниматься дальнейшими поисками злоумышленника было, откровенно говоря, некогда...

В один из июньских дней 1937 года меня пригласил начальник Генерального штаба республиканской армии полковник Рохо. Мне не однажды приходилось встречаться с этим человеком, и он всегда производил на меня впечатление умного и храброго военачальника. Выходец из бедной семьи, Висенте Рохо посвятил себя военному делу. Преодолевая косность и рутину старой королевской армии, изучал стратегию, тактику, историю военного искусства и в свое время преподавал тактику в кадетском корпусе. А когда грянул фашистский мятеж, без колебаний встал на сторону Республики и во главе народных колонн храбро сражался на подступах к Мадриду, сражался с теми самыми дворянскими сынками, которым вдалбливал военную премудрость и которые обратили ее против своего народа. Можно ли удивляться тому, что Рохо, профессор кадетского корпуса, стал видным республиканским командиром и, будучи начальником штаба у бесславного Миахи, в сущности, возглавил героическую борьбу испанского народа за Мадрид.