Иван Пущин - Записки о Пушкине. Письма

И. И. Пущин обладал достоинствами и разделял ошибки дворянских революционеров. Подобно другим руководителям движения, он считал, что главная тактическая задача Тайного общества заключается в привлечении к восстанию возможно большего числа начальников войсковых частей, даже небольших количественно. Вот почему еще в ноябре 1825 года он писал из Москвы своему брату Михаилу, что должен будет в Петербурге сообразоваться с его действиями, полагая, что брат сумеет вывести на площадь свой Конно-пионерный эскадрон. На следствии братья Пущины отрицали это обстоятельство – конечно, из соображений самозащиты.

В обширной литературе о взаимоотношениях Пушкина с декабристами остается до сих пор нерешенным вопрос о том, имен ли Пущин в виду, как об этом рассказывает в своих Записках декабрист Н. И. Лорер, привлечь великого поэта к непосредственному участию в восстании, или просто хотел видеться с ним перед решающим моментом революционного движения.

В 1930 году М. В. Нечкина опубликовала не известный до того времени отрывок из Записок декабриста Н. И. Лорера. Вот что сообщает Лорер о своей встрече на Кавказе, вскоре после смерти поэта, с его младшим братом Львом Сергеевичем: «Однажды мы пошли с ним бродить по Прочноокопской станице… Лев Сергеевич… рассказал мне одно обстоятельство из жизни поэта, не всем известное… Однажды он получает от Пущина из Москвы письмо, в котором сей последний извещает Пушкина, что едет в Петербург и очень бы желал увидеться там с Александром Сергеевичем. Не долго думая, пылкий поэт мигом собрался…»

Как известно, поездка эта не состоялась. Что же касается письма Пущина к поэту, то иных сведений о нем не имеется. Нового в рассказе Лорера только то, что Пушкин собирался в декабре 1825 года выехать из Михайловского в Петербург именно по вызову Пущина.

В комментариях к приведенному выше отрывку из воспоминаний Лорера говорится, что его сообщение «с точки зрения историка декабристов… не противоречит ни датам, ни детальной фактической истории восстания 14 декабря… Веря в восстание во время его подготовки и считая, что оно одним ударом может все разрешить, Пущин, возможно, и захотел, чтобы А. С. Пушкин не остался чужд этому решительному моменту, и вызвал его письмом в Петербург. Ясно, что речь шла не о простом свидании друзей». Это заключение М. В. Нечкиной повторено в ряде ее последующих работ, в которых затронута тема об отношении Пушкина к движению декабристов. [9]

Версия о вызове Пущиным своего друга в декабре 1825 года для участия в восстании трактуется в более уверенном, но менее доказательном виде в работах А. М. Эфроса о рисунках Пушкина, связанных с историей декабристов. Здесь имеется даже утверждение, что Пущин «приобщил» поэта в январе 1825 года к «заветному делу», то есть к заговору. [10]

Пущин в 1825 году не менее, чем в 1858 году, был уверен, что Пушкин «всегда мыслил» о революционном движении декабристов «согласно» с ним самим и проповедовал «в смысле» Тайного общества своими стихами и прозой. [11]

Есть еще одна часть вопроса об отношении А. С. Пушкина к Тайному обществу, связанная с Записками его лицейского товарища и требующая разъяснения в очерке о Пущине. В письме к M. A. Бестужеву от 12 июня 1861 года декабрист И. И. Горбачевский коснулся, между прочим, рассказа Пущина о том, почему он не решился привлечь Пушкина в Тайное общество. Горбачевский заявлял в письме к Бестужеву, что членам Тайных обществ было Верховной думой «запрещено знакомиться с Пушкиным». Но Горбачевский, несмотря на свою превосходную память, напутал в рассказе об отношении Верховной думы к Пушкину. Главная управа Южного общества могла официально запретить что-либо Горбачевскому и другим членам Общества соединенных славян только после сентября 1825 года, то есть после слияния этих двух организаций. Но тогда уже не приходилось запрещать заговорщикам «знакомиться с поэтом Пушкиным на юге», так как поэт с августа 1824 года находился в ссылке в селе Михайловском Псковской губернии.

Большой интерес представляет письмо сына декабриста С. Г. Волконского к биографу Пушкина, академику Л. Н. Майкову, от 18 июля 1899 года. «Не знаю, – писал М. С. Волконский, – говорил ли я вам, что моему отцу было поручено принять его [Пушкина] в общество и что отец этого не исполнил. «Как мне решиться было на это, – говорил он мне не раз, – когда ему могла угрожать плаха, а теперь, что его убили, я жалею об этом. Он был бы жив, и в Сибири его поэзия стала бы на новый путь». [12]Известно, что С. Г. Волконский был убежденным участником заговора и наиболее близким к руководству Тайного общества.

В своих обширных воспоминаниях, написанных в начале 60-х годов и опубликованных спустя сорок лет после его смерти, М. И. Пущин уверяет, что он совершенно не был причастен к заговору и восстанию декабристов. Понятно, что в тогдашних условиях, да еще в то время, когда Александр II восстановил М. И. Пущина в генеральском чине и назначил его комендантом Бобруйской крепости, он иначе не мог писать.

Но в этих же воспоминаниях М. И. Пущин извратил также роль своего покойного брата Ивана Ивановича в историческом подвиге декабристов. Неправильное изложение этой роли перешло в некоторые общие работы о декабристах и в мои прежние статьи о первом бесценном друге великого поэта.

И. И. Пущин считал царя главным виновником «горестного состояния отечества» и «зла существующего порядка». Он не был сторонником цареубийства, но не был также противником совершения государственного переворота революционным путем. Положительное отношение И. И. Пущина к насильственному введению конституционного управления страной при народном, демократическом представительстве, его решительность при подготовке вооруженного восстания, стойкость в день 14 декабря на Сенатской площади, уверенность в успехе восстания доказаны документально.

На заявление следственной комиссии о показании Рылеева, который сообщил, что Трубецкой поручил ему вместе с Пущиным заставить сенат распубликовать манифест к народу русскому о введении нового правления, Пущин ответил: «В полной мере утверждаю показание сие… поручение сие… было обще нами признано в совещании за нужное». Ответ Пущина проникнут характерным для всего его поведения во время следствия старанием выгородить товарища по заговору: не Трубецкой поручал, а все руководство восстанием поручило пойти в сенат.

И. И. Пущин был согласен с предложением арестовать всю царскую семью, чтобы избавить новый порядок от претендентов на управление государством. «Возможность сего предприятия, – говорит он, – основывал я на военной силе».

На вечернем собрании 13 декабря И. И. Пущин ручался, что его брат Михаил выведет свой эскадрон на площадь. Он был уверен, что при участии в восстании тех войсковых частей, в которых служили члены Тайного общества, успех обеспечен.