Motley Crue - Грязь

Но мы быстро скатились к старым образам мышления, потому что мы никогда по-настоящему не работали над нашими проблемами. Её было трудно заставить говорить о них, что сводило на нет все наши попытки взаимной терапии (our attempts at therapy). Вместо того, чтобы работать над этим, она любила ставить ультиматумы, что-то вроде, "Я не могу быть с тобой, когда ты пьян". Маленький мальчик, которым я был до тюрьмы, ненавидел ультиматумы, но теперь я пытался воспринимать их как часть её натуры. Однако, в то же самое время, в наших отношениях существовало так много мин, которые мы не обезвредили, что всё закончилось тем, что мы оба ходили на цыпочках друг возле друга, чтобы, не дай бог, ни одна из них не рванула, к чёртовой матери.

Всё снова рухнуло в канун Нового года. Мы сидели и пялились в телевизор, когда я сказал, "Знаешь что, сегодня Новый год. Это пятая годовщина с тех пор, как мы познакомились, и завтра наступает новое долбаное тысячелетие. Давай выпьем «Гольдшлягера» («Goldschlager» — крепкий коричный ликёр, которым Памела угостила Томми при их первой встрече) в память о прошлом, залезем в джакузи и хорошенько оттянемся". Она согласилась. Не прошло и нескольких дней, как, оставшись на какое-то время одни, мы уже вместе втихаря потягивали спиртное и наслаждались жизнью (For a few days afterward, when we had some time alone, we'd sneak a drink together and veg out).

Но после этого она вдруг учудила (she freaked), потому что, выпив, мы наступили на одну из тех самых мин. "Боже мой", запричитала она. "Я поверить не могу, что пила с тобой. Я даже в мыслях не могла этого допустить". Таким образом, когда вернулось чувство вины, за ним пришла и прошлая драма. Как раз в то самое время, когда всё это происходило, я должен был отправиться в тур с «Methods of Mayhem». Когда я вернулся домой, её не было в городе, она была на с’ёмках для телевидения. Мы постоянно отсутствовали, и расстояние и нехватка общения уничтожали нас. А затем, в День Святого Валентина, меня снова уволили. Как гром среди ясного неба она вдруг заявила, "Я больше не в состоянии это выносить". Взяла детей и сбежала. Она абсолютно исчезла: я звонил её семье и друзьям, но никто так и не сказал мне, где она.

Когда неделю спустя она, наконец, позвонила, речь сразу же зашла об опеке над Диланом и Брэндоном. Она хотела, чтобы я подписал одностороннее соглашение, которое, по существу, предоставляло бы ей полный контроль над детьми. Я сказал ей, что этому не бывать, и как только я это сделал, окружной прокурор позвонил моему адвокату и сказал, что у неё есть свидетель, который готов дать показания о том, что я выпивал, нарушив тем самым условия испытательного срока. Но мы-то знали, кем был этот свидетель. Я провёл ещё пять дней в тюрьме, но я добился того, чтобы остаться со своими мальчиками.

В прошлый раз, сидя в одиночной камере, я заглянул внутрь себя и решил проблемы моего грёбаного скудного умственного развития. Затем я выглянул наружу и решил проблемы моего слабого музыкального развития, т. к. тюрьма была одним из тех мест, где никто не мог влезть мне в голову и начать мною манипулировать. На сей раз, я использовал время пребывания в одиночке, чтобы найти последнюю отсутствующую часть головоломки (puzzle): мою трахнутую личную жизнь (my fucked-up love life).

Я дал себе три обещания: первое — никогда больше не жениться, спустя всего лишь четыре дня после знакомства. Второе — я должен быть уверен, что познакомлюсь с её матерью прежде, чем женюсь на ней, что спасло бы меня от многих горестей с Памелой и Хизер, потому что обе они в значительной степени оказались молоденькими копиями своих матерей. И третье состояло в том, что моя будущая подруга не будет кем-то, кто когда-либо снимался в кино, в журналах, и, если уж на то пошло, даже бывал в Голливуде: она будет стоять за прилавком магазинчика косметики где-нибудь в Нортбруке, штат Иллинойс (Northbrook, Illinois — городок с 35-титысячным населением) или будет работать в адвокатской конторе в Роли, штат Северная Каролина (Raleigh, North Carolina — столица штата).

Когда я покинул тюрьму, я был уверен, что не будет никакого третьего раза с Памелой. Я не собирался злиться или мстить ей. Фактически, я всё ещё любил её, и всегда буду любить. У нас двое общих детей, и мы оба всегда будем присутствовать в жизни друг друга, поэтому с таким же успехом мы могли бы попробовать быть друзьями. Также я пообещал себе, что не буду продавать своё жильё (pad), потому что я хотел, чтобы наши дети всегда могли прийти в дом, где они родились и выросли.

В день, когда я вернулся, я наладил у себя дома новую студию и начал работу над следующим альбомом «Methods of Mayhem». Как-то на днях, я решил сделать перерыв и пошёл за продуктами на рынок, который находится рядом с моим домом. Пока я делал покупки, случилось так, что я столкнулся с бывшей женой Никки — Брэнди. Мы немного поболтали, а потом она позвонила нашему общему другу, чтобы взять у него мой номер телефона. Вчера она позвонила и сказала, что живёт прямо за углом. Так что, наверное, мне стоило бы, чёрт возьми, плотнее этим заняться (So I might have to fucking get in on that). В конце концов, я сейчас — мистер Холостяк (Mr. Single). И, кроме того, я только что пролистал главы Никки в этой книге и прочёл всё о нём и о Хани.

«О ПОСЛЕДНЕМ ПРИКЛЮЧЕНИИ, КОТОРОЕ СЛУЧАЕТСЯ С НАШИМ НЕСЧАСТНЫМ ГЕРОЕМ, И О ДРУГИХ ТЯГОСТНЫХ СОБЫТИЯХ, НЕОБХОДИМЫХ ДЛЯ ЯСНОГО ПОНИМАНИЯ ЭТОЙ ИСТОРИИ»

К моему удивлению, с уходом Томми, впервые на моей памяти группа вступила в период стабильности, и мы записали альбом, который должен был стать преемником «Dr. Feelgood» — «New Tattoo». Гневные и мрачные эмоции эры «Generation Swine» начали себя изживать: я по-своему разобрался со своим отцом, отстоял в суде совместную опеку моих с Брэнди детей, поставил группу обратно на рельсы и переиздал наши старые альбомы на лейбле «Motley Records», где они разошлись тиражом в пять раз большим, чем продала «Elektra».

Но затем я получил телефонный звонок от своего брата Рэнди. Он узнал, где жила наша сестра Лиса (Lisa): в пансионе в Санта-Круз (Santa Cruz — город на западе штата Калифорния). Я твёрдо решил повидать её. После всего этого героина, кокаина и алкоголя я, наконец, осознал, кто же я есть на самом деле. Я позвонил моей маме и спросил её, почему она всегда держала меня на расстоянии от Лисы, но всё, что она могла, это повторять снова и снова, "Тогда всё было совсем по-другому" ("It was different back then").

Я был одержим этой идеей и позвонил в клинику. "Что бы вы ни говорили, меня это не волнует", начал угрожать я. "Я приеду туда и увижусь со своей сестрой".

"О чём вы говорите?" дружелюбно спросила медсестра. "Кто вам сказал, что вы не можете повидать Лису? Вы можете приезжать, видеться с нею всякий раз, как только пожелаете".

"Но моя мать сказала мне, что Лиса не хотела видеться с семьёй".