Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

По телевидению уже все забыто, о Старовойтовой ни слова. За последние дни несколько раз говорил с Генриеэттой Карповной: идет новый виток фестиваля. Как обычно, денег нет, и, как обычно, подключают меня. Я определился с программой института: Куняев, Гусев, театр под руководством Володи Дьяченко и «Алканост». Писал ли я, что невероятно щедрая «Терра» опять дала деньжат?

29 декабря, вторник.

Прямо с поезда приехал на работу. Ездил в Ленинград — в понедельник утром туда приехал, а вечером обратно — по линии академии, чтобы вручить академические дипломы новым академикам — директору Государственной библиотеки Зайцеву, директору Пушкинского дома Скатову, Ивану Сабило, с которым я раньше не был знаком, но проникся симпатией, также незнакомому мне лингвисту и словарнику Кузнецову и поэту Глебу Горбовскому. Глеб Горбовский поэт прекрасный, но попал в список академиков, потому что в свое время, называя будущих академиков, я перепутал Глеба Горбовского с Глебом Горышиным. Глеб Горышин, оказывается, два года назад умер. Мне было по-настоящему и искренне жаль писателя, но вот в моей памяти он еще два года был жив. На церемонии вручения, которая состоялась в Государственной библиотеке, Горбовский прочел очень хорошие новые стихи. Жалко, что не я, а предприимчивый Зайцев догадался взять у поэта автограф.

Ленинград очень какой-то неубранный, шел дождь, на улице наледи. Заходил в Гостиный двор: там роскошно, но пустовато.

В дороге читал в «Литературном Санкт-Петербурге» статьи Николая Коняева и Ивана Сабило. Писатели подарили мне несколько экземпляров этой газеты. Как иногда более легкая журналистика, оставляющая после себя ощущение пустоты, начинает замещать художественное творчество. Статьи Сабило и Коняева мне понравились, особенно интересны наблюдения Коняева о борьбе Романовых с церковью. А самодержец и вынужден всегда бороться. Спорным мне кажется искупительность Николая II за грехи целой династии.

Ужасно жалкое впечатление произвел на меня Союз писателей, вернее Ленинградское отделение. Отделение помещается на 4-м этаже Б.Конюшенной, возле Невского. Всего несколько комнат. Я очень жалею, что не был в бывшем помещении, расположившемся в Шереметьевском дворце. Бывшее сгорело после арбитражного суда. До этого демократическая часть выделилась в союз петербургских писателей и потребовала выселения патриотов. Но суд решил по закону. Что выделившаяся часть, т. е. выделившаяся организация, должна уходить, как уходит женившийся сын из семьи.

Весь день занимался экономическими и хозяйственными делами. Под вечер пришел Саша Семенец с 1-го курса поэтического семинара, которого до сих пор не прописали. Парень рассказывает, что голодает, и что вынужден иногда больным приезжать в институт, чтобы пообедать. Я взялся за трубку и накричал на Лыгарева, который, дескать, плохо следит за паспортисткой. Сразу же оказал Семенцу материальную помощь в размере 300 рублей. Три с половиной его стипендии. Я вообще слишком жалостлив в подобных случаях. Потом ездил на стадион «Автомобилист», где играла наша институтская футбольная команда. Собирался посмотреть на «физкультуру» уже давно и рад, что это сделал. Очень хороший зал для игр и прекрасный бассейн. Заманил, оказывается, меня на стадион Тычинин, чтобы показать футболистов, у которых я осенью должен найти талант к прозе или публицистике. Хороший институт должен быть славен и своей командой. Очень хорошо играет Дима Мартынов, вообще в футбол играют только наши русачки. Умные мальчики сидят дома, читают книжки и ведут содержательные разговоры.

Вечером читал гомосексуальный роман Димы Лычева, напечатанный в Праге. Меня это интересует после моего «Затмения Марса». Отсутствие человеческой идеи. В этом смысле «Богоматерь цветов» Жене не перешибить.

30 декабря, среда.

Утром выяснилось, что в Кремль на прием меня на этот раз не пригласили. Не думаю, что это воля Бугаева. Скорее, кто-то из аппаратчиков утырил мой пригласительный билет для кого-то из своих присных. Уже сразу почувствовался уход Татьяны Иосифовны, она бы за этим приглядела. Но, может быть, это и к лучшему?

Весь день продолжал тяжбу с Ильей Шапиро. Один из его арендаторов, которого он вытряхает, захотел выйти на институт напрямую. И вышел на Володю Харлова. Я даже этому обрадовался, потому что нашли взаимовыгодную и простую схему платежей, включив коммуналку в стоимость аренды. В последний момент пришлось этому арендатору отказывать. Разговор у меня с Шапиро произошел поздно вечером накануне, это стоило мне бессонной ночи. Кое-что мне пришлось ему вспомнить. О упоительное чувство развязанных рук и отсутствия «зацепочек» и «крючочков»! Зато я в отместку этому упорному арендатору отгрохал и отослал утром по факсу письмо. Вот оно, великое умение формулировать и ставить в определенной последовательности строго определенные слова.

Вечером поехал в общежитие, где уже началась предпраздничная подготовка. Наша Ирина Евгеньевна встретила меня в новом перманенте. После того как я выставил ее мужа Гену, уже давно немножко работающего, а в основном имитирующего работу электрика, она поняла, что я возьмусь и за нее. Институту дорого, кроме зарплаты, содержать ее в двухкомнатной квартире. Если бы я еще чувствовал, что она экономит институтские деньги, но барышня предпочитает спокойствие. Общежитие ее раздражает, грязная жизнь студентов может остаться грязной, а я запрусь в своем двухкомнатном замке и постараюсь как можно реже из него выходить. Что касается меня, я не прощаю людям отсутствие энтузиазма.

Теперь о наших дорогих студентах, пробегающих мимо меня словно мимо водопроводчика. В новом, только что построенном туалете на пятом этаже уже кто-то из них вывинтил для личного пользования лампочку. Дела предновогодние, и в комнате должно быть светло. Но туалет, кажется, будет стоять. К сожалению, когда его строили, ни Ирина Евгеньевна, ни Сергей Иванович, ни Леша Тиматков не следили за всей этой операцией, поэтому довольно много огрехов. Наши специалисты, принимая и подписывая сдаточный акт, не обратили внимание, что им вместо новой двери, которая числилась по смете, впиндюрили старую. Ну почему никто не хочет работать? И почему я так много сил отдаю этим проблемам, которые никем, кроме меня, не будут вспоминаться? И на это уходит жизнь.

Вышел очередной номер «Юности», там у меня третья, плехановская глава. Отзывы вроде пока неплохие, но ведь никто и не представляет моего замысла целиком. Мне-то самому кажется, что все это скучновато. До сих пор не могу отыскать «образ» Шушенского, стержень внутренний, соотносимый с сегодняшним временем посыл. Промелькнула мысль — приезд Крупской. А разве соединение двух людей, прошедших по жизни, не есть событие?