Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

Успех этой интриги сыграл колоссальную роль в истории всего последующего ХХ века!

Казненный старший брат был, конечно, не лучшей характеристикой для последующей карьеры Владимира Ульянова. Но царская Россия вовсе не славилась таким людоедством в отношении политических ослушников, как Советский Союз: многие видные деятели царской России имели не только родственников революционеров, но и сами прошли через революционную юность — тот же Витте, например, близко друживший в молодости с цареубийцей Андреем Желябовым.

Владимир Ульянов успешно закончил гимназию в Симбирске и учился в Казанском университере. Но вот там-то к нему все-таки стало придираться начальство — в связи с революционными настроениями студентов и этого университета. Хотя он закончил университет уже экстерном, но и дальнейшая карьера особых успехов не имела и не сулила. И, как множество других молодых экстремистов, Ильич махнул рукой на возможную долгую и нелегкую государственную службу (знакомый сюжет?) и сразу, в возрасте 23 лет, занял выдающееся положение в российском революционном движении.

Оно-то и поставило его спустя долгие годы во главе России, к чему он, конечно, совершенно не был готов ни по своей квалификации, ни по менталитету: ведь Ленин и его соратники десятилетиями до революции не покидали замкнутого мирка политических экстремистов, не способных по существу к общественно полезной созидательной деятельности!

В 1904 году с Лениным в Женеве познакомилась Ариадна Тыркова — младшая сестра одного из непосредственных участников убийства Александра II 1 марта 1881 года и близкая гимназическая подруга Надежды Крупской — жены Ленина. Тыркова была среди органицаторов кадетской партии (Партии народной свободы) и была затем членом ЦК этого конгломерата российских либералов.

Ленину тогда было 34 года.

Тыркова так вспоминала об этом знакомстве: любезно провожая гостью своей жены до ближайшей трамвайной остановки, Ленин, завершая совместные беседы, « неожиданно /…/, глядя мне прямо в глаза, с кривой усмешкой сказал:

— Вот погодите, таких, как вы, мы будем на фонарях вешать.

Я засмеялась. Тогда это звучало как нелепая шутка.

— Нет. Я вам в руки не дамся.

— Это мы посмотрим.

На этом мы расстались. Могло ли мне прийти в голову, что этот доктринер, последователь не им выдуманной, безобразной теории, одержимый бесом властолюбия, а, может быть, и многими другими бесами, уже носил в своей холодной душе страшные замыслы повального истребления инакомыслия. Он многое планировал заранее. Возможно, что свою главную опору, Чека, он уже тогда вынашивал ». [581] А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. Нью-Йорк, 1952, с. 190.

Тырковой, по счастью, повезло: после 1917 года она унесла ноги в эмиграцию!

Но « Чекой » дело при власти Ленина не ограничивалось. Он испытывал подлинный, почти юношеский восторг не только тогда, когда удавалось кого-нибудь повесить , но и переложить вину за это на других.

Когда в октябре-ноябре 1920, на самом финише Гражданской войны, Склянский разрабатывал планы рейдов отрядов Красной Армии по вражеской территории, Ленин писал ему: « Прекрасный план! Доканчивайте его вместе с Дзержинским [582] Ф.Э. Дзержинский, «Железный Феликс», — председатель ВЧК-ОГПУ в 1917–1926 гг. . Под видом «зеленых» [583] Местные, обычно крестьянские силы, выступавшие и против белых , и против красных ; в том числе — махновцы . (мы потом на них свалим) пройдем на 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия: 100 000 рублей за повешенного » [584] В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999, с. 400. — в условиях тогдашней инфляции это были не особо крупные деньги (что-то вроде нескольких обычных месячных зарплат), но какова вообще идея — платить за убийства ни в чем конкретно не повинных людей!

А когда весной 1922 года развернулась кампания по изъятию ценностей у православной церкви — под предлогом сбора средств на борьбу с голодом, Ленин писал: она « должна быть проведена с беспощадной решительностью, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать » [585] Там же, с. 516–519. — и ведь так оно и вышло!

Любопытен такой диалог о Ленине:

Мюллер заявил: « Берегитесь человека, который хочет стать Богом ».

Допрашивавший его американец уточнил: « Не применимо ли это к Гитлеру? »

Мюллер ответил: « Я имел в виду Ленина, но, пожалуй, в определенной смысле это применимо и к Гитлеру ». [586] Г. Дуглас. Вербовочные беседы, с. 106–107.

Сходство здесь не случайно, и оно было общепризнанным в рядах массовых сторонников Гитлера: « СА /…/, «штурмовые подразделения» составляли самый левый элемент нацистского движения и они искренне верили в «социализм» Гитлера. /…/ сначала в СА Гитлера называли не иначе как «наш Ленин» . [587] W. Reich. Die Massenpsychologie des Faschismus. Köln, 1972, S. 115. » [588] О.Ю. Пленков. Указ. сочин., книга I, с. 39–40.

Шуточки, которые Ленин допускал в своем руководстве Совнаркомом, лишь на первый взгляд представляются невинными, поскольку он вроде бы никогда не распоряжался расправляться со своими соратниками, сажать их или расстреливать.

Но и это было не совсем так, да и его знаменитые игры в записки вовсе не всегда относились к пуду картошки или фунту гвоздей и завершались беззлобно и справедливо.

Вот пример совсем иного исхода, описанный тем же Нагловским: « Чем шире развивалась гражданская война, тем усиленней Ленин интересовался ВЧК и террором. /…/ В этот раз очередная записка пошла к Дзержинскому: — «Сколько у нас в тюрьмах злостных контрреволюционеров?» — В ответ от Дзержинского к Ленину вернулась записка: — «Около 1500». Ленин прочел, что-то хмыкнул, поставил возле цифры крест и передал ее обратно Дзержинскому.

Далее произошло странное. Дзержинский встал и как обычно, ни на кого не глядя, вышел с заседания. Ни на записку, ни на уход Дзержинского никто не обратил внимания. Заседание продолжалось. И только на другой день вся эта переписка вместе с ее финалом стала достоянием разговоров, шепотов, пожиманий плечами коммунистических сановников. Оказывается, Дзержинский всех этих «около 1500 злостных контрреволюционеров» в ту же ночь расстрелял, ибо «крест» Ленина им был принят как указание.

Разумеется, шикаких шепотов, разговоров и качаний головами этот крест «вождя» и не вызвал бы, если бы он действительно означал указание на расправу. Но как мне говорила Фотиева : [589] Л.А. Фотиева — секретарь Совнаркома в 1918–1930, одновременно до 1924 — личный секретарь Ленина.