Олег Лекманов - Осип Мандельштам: Жизнь поэта

Двадцать восьмого мая Мандельштамы переехали в коктебельский Дом творчества. Здесь в это время отдыхал Андрей Белый со своей женой Клавдией Николаевной.

Когда—то Андрей Белый доброжелательно отнесся к стихотворным опытам начинающего Мандельштама – согласно воспоминаниям Владимира Пяста, он «пожаловал» будущему автору «Камня» «титул» «пэоннейшего из поэтов». [665] Пяст В. Встречи. С. 101. Затем Белый изменил свое отношение к Осипу Эмильевичу. Не последнюю роль здесь, вероятно, сыграл антисемитизм, которым были заражены многие старшие модернисты, в диапазоне, приблизительно, от Блока до Кузмина. К уже приводившимся в этой книге цитатам добавим еще одну, из дневника М. Кузмина от 11 марта 1914 года: «Вечером были три жида – Лившиц, Лурье и Мандельштам». [666] Кузмин М. Дневник. 1908–1915. С. 437–438. Приведем также микрофрагмент из внутренней рецензии самого Мандельштама 1926 года на книгу Бернара Лекаша «Радан великолепный»: «<���Антисемитизм> заимствовал свои аргументы там, где только мог, – у декаданса, у символизма, у второсортной социальной мистики» (11:450) и следующее свидетельство из мемуаров Эммы Герштейн: «В „Предисловии“ (к поэме „Возмездие“. – О. Л.), где Блок перечисляет разнородные события, из которых образовывался «единый музыкальный напор» эпохи, он называет такое: «В Киеве произошло убийство Андрея Ющинского, и возник вопрос об употреблении евреями христианской крови». Эта оскорбительно – «объективная» фраза возмутила Мандельштама». [667] Герштейн Э. Мемуары. С. 27. См. также: Безродный М. В. О «юдо—боязни» Андрея Белого //Новое литературное обозрение. 1997. № 28; Спивак М. Л. Андрей Белый – мистик и советский писатель. М., 2006.

Но с особой силой Андрея Белого от Мандельштама должны были отвратить критические Мандельштамовские статьи, содержавшие крайне резкие оценки прозы автора «Петербурга». Иногда Мандельштам даже переходил на личности. «Необычайная свобода и легкость мысли у Белого» (11:322), – писал он, например, в разгромной рецензии на роман «Записки чудака», иронически намекая на знаменитое признание гоголевского Хлестакова: «У меня легкость необыкновенная в мыслях». [668] Гоголь Н. Полное собрание сочинений. Т. 4. Л., 1951. С. 49. «Белый неожиданно оказался дамой, просияв нестерпимым блеском мирового шарлатанства – теософией», – издевательски констатировал Мандельштам в заметке «Письмо о русской поэзии» (11:237), вновь отсылая внимательного читателя к Гоголю – на этот раз к хрестоматийно известному эпизоду из «Мертвых душ» («„Ой, баба“ подумал он про себя и тут же прибавил: „Ой, нет!“ „Конечно, баба!“ наконец сказал он, рассмотрев попристальнее» [669] Там же. Т. 6. Л., 1951. С. 14. ). Но даже и подобные инвективы не мешали Мандельштаму считать романы и повести Белого «вершиной русской психологической прозы» (формула из Мандельштамовской заметки «Литературная Москва. Рождение фабулы»; 11:262).

Седьмого июня 1933 года Андрей Белый жаловался в письме Петру Зайцеву из Коктебеля: «Все бы хорошо, если б не… Мандельштаммы <���так!> (муж и жена); и дернуло же так, что они оказались с нами за общим столиком (здесь столики на 4 персоны); приходится с ними завтракать, обедать, пить чай, ужинать. Между тем: они, единственно, из 20 с лишним отдыхающих нам неприятны и чужды». [670] Цит. по: Спивак М. Л. Андрей Белый – мистик и советский писатель. С. 325. Еще жестче Белый высказался в письме Федору Гладкову: «…С Мандельштамами – трудно; нам почему—то отвели отдельный столик; и 4 раза в день (за чаем, за обедом, 5–часовым чаем и ужином) они пускаются в очень „умные“, нудные, витиеватые разговоры с подмигами, с „что“, „вы понимаете“, „а“, „не правда ли“; а я – „ничего“, „не понимаю“; словом М<���андельштам> мне почему—то исключительно неприятен; и мы стоим на противоположных полюсах». [671] Там же. В своем коктебельском дневнике Белый написал о соседях по столику нечто столь резкое, что его вдова сочла за благо уничтожить этот фрагмент. [672] Там же. С. 438–439.

Отдыхавший одновременно с Белым и Мандельштамом в Коктебеле поэт и драматург Анатолий Мариенгоф описал общую ситуацию так: «Администрация нашего Дома творчества… <���…> посадила их в столовой за один столик. Доброе намерение совершенно испортило обоим лето. Ложноклассическая декламация Осипа Эмильевича и невероятное произношение итальянских слов, слов Данте и Петрарки, ужасно раздражало Андрея Белого. Мандельштам, как человек тонко чувствующий, сразу все понял. И это, в свою очередь, выводило его из душевного равновесия». [673] Мариенгоф А. «Бессмертная трилогия». М., 1999. С. 495.

Мемуарист очень точно изобразил нервную реакцию Андрея Белого на постоянное соседство с Мандельштамами, по понятным причинам не указав только, что просоветски настроенного пожилого писателя не могли не выводить из себя Мандельштамовские крамольные «подмиги». Но относительно Мандельштама Мариенгоф ошибся: Осипу Эмильевичу, по всей видимости, казалось, что взаимоотношения между ним и Белым складываются как нельзя лучше. С течением времени эта Мандельштамовская иллюзия только укреплялась. В черновиках к «Разговору о Данте» Мандельштам ссылается на Белого как на Б. Н. Бугаева, то есть как на частное лицо, как на своего личного знакомого и собеседника (111:404).

Сергею Рудакову в 1935 году поэт без тени сомнения рассказывал, что в «последнее время» был «очень близок» с автором «Петербурга». [674] О. Э. Мандельштам в письмах С. Б. Рудакова к жене (1935–1936). С. 52 А в воспоминаниях Надежды Яковлевны о контактах Белого и Мандельштама в Коктебеле говорится почти как о дружбе: «…они встречались, хотя и украдкой, и с охотой разговаривали. В те дни О. М. написал „Разговор о Данте“ и читал его Белому». [675] Мандельштам Н. Воспоминания. С. 182. О Мандельштаме и Белом см. также, например, две статьи в книге: Полякова С. В. «Олейников об Олейникове» и другие работы по русской литературе.

В мае 1933 года, пока Мандельштамы были в Крыму, ленинградский журнал «Звезда», возглавлявшийся отважным Цезарем Вольпе, все—таки опубликовал «Путешествие в Армению». 17 июня, уже после возвращения Осипа Эмильевича и Надежды Яковлевны в Москву, разгромный отзыв на Мандельштамовскую прозу напечатала «Литературная газета». 30 августа – «Правда». Из статьи С. Розенталя в «Правде»: «От образов Мандельштама пахнет старым, прелым, великодержавным шовинистом, который, расточая похвалы Армении, хвалит ее экзотику, ее рабское прошлое, ибо о настоящем не написал ни строки Мандельштам. <���…> Старый петербургский поэт—акмеист О. Мандельштам прошел мимо бурно цветущей и радостно строящей социализм Армении». [676] Цит. по: Нерлер П. М. Комментарий // Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 421. Цезаря Вольпе сняли с должности главного редактора «Звезды». Доведенное до корректуры книжное издание «Путешествия в Армению» было заморожено. Некогда безвредная болтовня о Мандельштаме как о старом классике прямо на глазах неуследимо перетекла в опасные для поэта идеологические разносы и политические обвинения.