Олег Лекманов - Осип Мандельштам: Жизнь поэта

Понятно, что арест Бухарина (и уже только во вторую очередь – метонимически заместившего его в стихотворении «Куда мне деться в этом январе…» Угланова) окончательно лишал Мандельштама надежды на действенную помощь сверху и потому был для поэта равносилен соскальзыванию в воронежскую «бородавчатую темь», в смерть.

Тема внутренних врагов, готовых по дешевке продать Советский Союз внешним врагам, раздутая советской пропагандой во время процесса над участниками «Параллельного антисоветского троцкистского центра», превратилась из актуальной в сверхактуальную тему обороны страны и с неизбежностью надвигающейся большой войны. [882]У Мандельштама эта тема впервые отчетливо прозвучала в отколовшемся от основного текста «Оды» стихотворении «Обороняет сон мою донскую сонь…» (3—11 февраля 1937 года):

Непосредственным подтекстом второй – третьей строф этого стихотворения, возможно, послужило произнесенное в декабре 1936 года «Заключительное слово Народного Комиссара Обороны маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова на Всесоюзном совещании жен командного и начальствующего состава рабоче—крестьянской Красной армии» в Кремле: «Ваша оборонная работа, товарищи, дорога, и мы ее высоко ценим потому, что вы облегчаете жизнь, деятельность, напряженную работу ваших мужей, отцов и братьев. Чем больше и лучше вы будете заниматься общественной и непосредственно оборонной работой, тем легче будет нашим командирам и начальникам делать свое непосредственное дело – повышать боевую подготовку Красной армии, тем легче будет им готовиться к тому, чтобы в нужную минуту выйти против врага во всеоружии, выставить против него могучую силу, не только физически и технически хорошо сколоченную, но также и духовно по—сталински подготовленную». [883]

Советских поэтов и прозаиков больше писать о надвигающейся войне призвала Вера Инбер в своем выступлении на Общемосковском собрании писателей 1 февраля 1937 года: «В чем заключается наша задача, задача советской литературы? Превратить всю нашу литературу в оборонную секцию, озабоченную тематикой будущей войны. Сейчас, перед лицом грозной военной опасности, надвигающейся извне, мы, писатели, должны сделать всю литературу оборонной. Мы должны много, действенно и сильно писать о войне». [884]

Семнадцатого февраля сходный заказ всем советским литераторам сделал В. Ставский в своем выступлении на специально созванном собрании оборонных писателей. «Вчера в Москве открылось совещание актива писателей—оборонников, работающих над произведениями о Красной Армии… – писала 18 февраля „Правда“. – Во вступительном слове тов. Ставский говорил о большом значении оборонной литературы, особенно теперь, в период бешеной подготовки империалистов к войне против СССР». [885]

В этом же номере «Правды» был приведен пример удачного и оперативного исполнения социального заказа, спущенного сверху советским писателям. Газета поместила рецензию Б. Резникова на постановку пьесы В. Киршона «Большой день» в Центральном театре Красной армии: «Новая пьеса В. Киршона написана на очень серьезную и актуальную тему. В этом – первое, но не единственное ее достоинство. В „Большом дне“ речь идет о советской авиации. Наши славные летчики являются действующими лицами пьесы. Киршона интересует в данном случае не только среда летчиков, их жизнь и быт, хотя с этого и начинается пьеса. Он хочет заглянуть вперед, показать тот страшный для наших врагов момент, когда они попытаются напасть на Советский Союз. Тогда, говорит пьеса, наступит Большой день расплаты с поджигателями войны». [886]

Двадцать третьего февраля 1937 года, в День Красной армии, редакционные статьи о скорой войне с буржуазным агрессором напечатали на своих первых страницах все советские газеты. Мандельштам, напомним, сделал для «Московского комсомольца» «громадный монтаж о Кр<���асной> Армии (23 февраля)» (IV:134) еще в 1930 году.

А 26 февраля «Правда» опубликовала отчет об очередном Пленуме правления Союза писателей, где сообщалось, что делегатам был роздан «Полевой устав Красной Армии, вводную главу которого писал лично нарком тов. К. Е. Ворошилов». [887]

Мандельштам не остался в стороне от движения «писателей—оборонников». 1 марта 1937 года датирован его первый подступ к грандиозным «Стихам о неизвестном солдате», в которых газетные заметки о приближающейся мировой войне и участии в этой войне авиации были переведены на образный язык Мандельштамовского апокалипсиса.

Непосредственным стимулирующим источником для поэта, возможно, послужило длинное антивоенное стихотворение Николая Заболоцкого «Война – войне», напечатанное в «Известиях» 23 февраля 1937 года. Рьяным поклонником поэзии Заболоцкого был Сергей Рудаков, упорно пытавшийся приобщить к творчеству автора «Столбцов» своего старшего друга. Приведем здесь несколько выразительных выдержек из писем Рудакова жене: «О Заболоцком он молчит, а потом мрачно ругается»; [888]«…он сделал умный вид и стал многословно ругать. Ругань такая – «Обращение к читателю как к идиоту, поучение ('и мы должны понять') – тоже Тютчев нашелся… Многословие… Подробности… Все на нездоровой основе. И стихи это не Заболоцкого, а ваши». Я сказал, что они из «Известий». Надин (Надежда Яковлевна Мандельштам. – О. Л.) вспомнила об этом». [889]И, наконец: «Говорили о Заболоцком, Ходасевиче и Цветаевой – он (и я) очень хочет их перечесть». [890]Неудивительно, если в марте 1937 года Мандельштам решил вступить в заочное соревнование с не так давно подвергнутым зловещей газетной травле поэтом.

Как и Заболоцкий, Мандельштам поставил в центр своего стихотворения тему поколения, хранящего в памяти ужасы Первой мировой войны:

(Заболоцкий) [891]