Максим Чертанов - Конан Дойл

Из Штатов – на север; канадцы, для которых (кроме жителей Виннипега и Торонто) все это было в первый раз, встречали Дойла с восторгом. Билетов на выступления невозможно было достать. Канадские газетчики были менее критичны, чем американские, и писали в самых доброжелательных тонах о деятельности. «любимого нами автора Шерлока Холмса». Дойл не обижался: в интервью он неоднократно признавал, что, не будь он благодаря Холмсу так знаменит, слушателей на лекциях было бы значительно меньше. В городе Калгари его спросили, будет ли он писать новые рассказы о Холмсе; Дойл ответил, что это вполне вероятно, но обещать он не может – очень устает, пропаганда спиритизма отнимает все его силы. Ему было тяжело подниматься по ступенькам. У него развилась одышка. Глаза его слабели: уже три года он был вынужден носить очки, которые его сильно раздражали и потому обычно находились не на носу, как положено, а в руке: он крутил и размахивал ими во время выступлений. «Он сказал, – писала местная газета, – что иногда у него возникает ощущение, что его физические силы уже изменили ему, но его поддерживает некая высшая сила, и поэтому по завершении утомительной поездки, в ходе которой ему удалось донести до людей свои убеждения, он порой чувствует себя даже лучше, чем до нее». Усталость, однако, не мешала доктору посещать спортивные состязания почти в каждом городе, который он проезжал. Гостеприимные хозяева пытались увлечь его бейсболом и той игрой, что американцы называют футболом; Дойл на матчи ходил, спортсменов хвалил, но признавался, что старый добрый крикет и нормальный европейский футбол намного милее его сердцу.

Промчавшись за два с половиной месяца через всю Канаду с запада на восток, в августе Дойлы вернулись в США. Хотя доктор немало пострадал от американских репортеров, тамошние газеты с удовольствием предоставляли место для его выступлений. Именно в «Нью-Йорк таймс» доктор 2 сентября опубликовал статью, где рассказывалось о нескольких появлениях в Англии духа Оскара Уайльда: сперва он продиктовал медиуму Эстер Доуден пьесу, затем – ей же – несколько прозаических отрывков. «Я блуждаю в вечных сумерках, но знаю, что в мире за алым закатом следует яблонево-зеленый рассвет». «Май всегда крадется, как белый туман, над лужайкой или изгородью, и каждый год ягоды боярышника наливаются кроваво-красным цветом после своей белой смерти в мае». Эти фразы, по мнению доктора, в точности воспроизводили стиль мышления и речи великого эстета. Ведь он так любил краски! Дойл, кажется, забыл, как сам в молодости пытался пародировать знаменитых литераторов.

Но статья рассказывала отнюдь не только об Уайльде: доктор сообщал американским читателям об успехах спиритизма по всему миру. В Мюнхене доктор Шренк-Нотцинг демонстрировал эктоплазму ста ученым, и «все они были вынуждены признать истинность своих ощущений». В Парижском метафизическом институте подлинность телекинеза и других спиритических явлений засвидетельствовали несколько издателей, несколько медиков, представитель префектуры полиции и трое ученых – Рише (французский физиолог и психолог, лауреат Нобелевской премии, способствовал тому, что автоматическое письмо стали использовать при исследованиях истерии), Фламмарион (французский астроном, исследователь планет Солнечной системы, автор книги «Множественность обитаемых миров») и сэр Оливер Лодж. Было, правда, в Европе еще множество ученых, не менее выдающихся, чем Рише и Лодж, которые спиритизм отрицали, но ведь они не ходили по спиритическим сеансам! Как можно отрицать то, чего не видел? Факты и только факты! Все по сей день удивляются: как все-таки Дойл мог быть таким легковерным? А что, если он легковерным вовсе не был? Если он, напротив, был предельно недоверчив? Не доверял никому и ничему, чего не видел лично (или – в крайнем случае – не видели лично несколько уважаемых джентльменов безупречного поведения); если не мог постичь сам какого-то секрета – не верил тому, кто якобы его постиг. Допустим, у доктора исчез бумажник – это факт. Доктор не смог догадаться, как это было сделано, – значит, произошло чудо. Пусть другие сколько угодно рассказывают о ловком карманнике – это домыслы, ведь его никто за руку не поймал, факта нет! Одни гипотезы!

Дойл отвергал возможность обобщения – вот в чем его проблема; певец дедуктивного метода мышления, он полностью отрицал индуктивный, восходящий от общего к частному. Если доказано, что преступник убил 99 человек, – отсюда вовсе не следует автоматически, что именно он убил сотого: доказывать фактами необходимо каждое преступление. Если медиума ловили на жульничестве 99 раз, но в сотый раз не сумели поймать, – значит, в этот сотый раз он был невиновен и творил чудо! Разве не осуждают у нас невинных?! Никому нельзя верить на слово – ни полицейским, обвинившим Слейтера, ни самому Слейтеру, а только фактам!

Мало ли что там Гудини видел на каком-то сеансе – а доктора Дойла на этом сеансе не было! Мало ли что Прайс один раз поймал Хоупа за руку – а еще десять раз поймать не смог! Мало ли кого какая-то там комиссия разоблачила – а доктор в этой комиссии не участвовал! Дело бедняги Идалджи тоже комиссия разбирала – и чего они там наворотили, покуда не пришел доктор Дойл и лично не изучил факты? Факты, факты! Видеть все улики своими глазами! «Отбросьте всё невозможное – и оставшееся, как бы оно ни было невероятно, и есть истина». Но большинство людей рассуждают иначе: «Отбросьте всё невероятное – и.» Утверждаем: не был доктор доверчив, не был! Совсем даже наоборот! Не верил ничему, чего не видел, не понял, не пощупал, не попробовал на зуб. Не верил церкви, потому что она пренебрегала фактами; при всем своем уважении к науке не верил и ученым, потому что они создавали теории на основании анализа ста тысяч фактов – а ведь осталось еще двести или триста тысяч, которые они не сочли нужным рассматривать! Кто докажет, что яблоко всегда будет падать вниз, а не вверх? А если я сам видел, как оно один раз упало вверх?!

И тут, кстати сказать, его подход самым удивительным образом совпадает с позициями двух его идейных недругов. Бернард Шоу, «Святая Иоанна»: «В Средние века люди думали, что Земля плоская, и они располагали, по крайней мере, свидетельством собственных органов чувств. Мы же считаем ее круглой не потому, что среди нас хотя бы один из ста может дать физическое обоснование такому странному убеждению, а потому, что современная наука убедила нас в том, что всё очевидное не соответствует действительности, а всё фантастичное, неправдоподобное, необычайное, гигантское, микроскопическое, бездушное или чудовищное оправдано с точки зрения науки». Честертон, «Ортодоксия»: «Каким-то образом возникла странная идея, будто люди, не верящие в чудеса, рассматривают их честно и объективно, а вот верящие принимают их только из-за догмы. На самом деле все наоборот. Верящие в чудеса принимают их (правы они или нет), потому что за них говорят свидетели. Неверящие отрицают их (правы они или нет), потому что против них говорит доктрина».