Максим Чертанов - Конан Дойл

– А что может помочь?

– Доброта в соединении с разумом».

Прогрессивный священник разъясняет Мелоуну, что такое привидения: «В том месте, где мы пережили сильное духовное потрясение, может остаться часть нашей ауры, автоматически повторяющая наш физический облик и психику». Некоторые из этих аур бывают очень злыми, и привидение, обитающее на вилле, которую намерен купить Рокстон, может оказаться чудовищем, коварным монстром, подобным осьминогу. Мелоун смотрит на собеседника в изумлении.

« – А как же мы?! – воскликнул он. – Мы что же, беззащитны?

– Почему? Думаю, защита есть. Иначе эти монстры опустошили бы землю. Ведь существуют не только темные, адские силы, но и светлые. Католики называют их ангелами-хранителями, можно назвать их наставниками или проводниками, ну, да как их ни именуй, главное – они существуют и хранят нас от зла».

Ну и какая же «Страна туманов» устарелая вещь? Скорее уж можно назвать доктора одним из пионеров жанра. Добрая половина современной остросюжетной литературы и кино на этом построена: Светлые колотят Темных и наоборот. А вот с учением самого Дойла теория, высказываемая Мейсоном, не очень сходится. Нам же объясняли, что все люди попадают в подобие рая, в худшем случае – на недолгий период в чистилище, похожее на больницу или школу. Все выглядело так по-доброму, так интеллигентно. И вдруг – чудовища, монстры, кошмары, ад, война. Изменились взгляды Дойла? Да вроде бы нет: в своих работах по спиритизму, написанных позднее «Страны туманов», он ничего подобного не говорит. Просто мы увлеклись и забыли, что доктор – высокопрофессиональный беллетрист и фантаст. Идеи идеями, но прежде всего он хотел, чтобы читателю было интересно. Мораль и этика, любовь к Христу – всё это очень мило; но чтобы читатель не захлопнул, позевывая, книгу, в ней должен присутствовать подобный осьминогу монстр.

Смелая троица ночует на вилле, купленной Рокстоном; видит ужасных призраков. Мейсон не читает формул; он «просто беседует» с духом, как беседует психолог с маньяком, захватившим заложника, и «добротой и разумом» убеждает его уйти. Священник без кафедры, священник без молитв, священник, который просто беседует, – а зачем тогда вообще нужен священник? Чем он отличается от квалифицированного психиатра? Неужели доктор все еще не понял, за что церковь его не любит?

Мелоун собирается жениться на Энид. В «Старке Монро» Дойл говорил, что люди не должны ломать своих близких и переделывать их убеждения. Мелоун, однако, не хочет оставить будущего тестя в покое. Он с утра до вечера изводит его разговорами о спиритизме; бедный старик, бранясь, наконец соглашается посетить спиритический сеанс. Мелоун и его новые друзья долго обдумывают, как сделать этот показательный сеанс максимально убедительным. Совещаются раз двадцать, какого медиума выбрать, чтобы он не подвел: один пьющий, другой слабонервный. Наконец всё готово. «Итак, капканы были расставлены, ловушки вырыты, и охотники готовились заполучить большую добычу, – вопрос заключался лишь в том, согласится ли зверь дать себя заманить». Опять жалко профессора: почему нельзя было оставить его при его убеждениях? Разве хорошо загонять людей в капканы? Кажется, спириты сами проповедовали свободу совести и отказ от принуждения – а теперь просто какую-то военную операцию готовят против одного пожилого человека. Пока Мелоун защищал слабое и гонимое меньшинство от сильного большинства, мы ему сочувствовали; но теперь он становится нам неприятен.

И вот кульминация романа: сеанс. Челленджер своими нападками доводит медиума до истерики; у того ничего не получается. Казалось бы, всё кончено. Но внезапно Энид впадает в транс и передает отцу сообщение от двух умерших людей. Сообщение это таково, что ни один человек на свете не мог располагать содержащейся в нем информацией. Профессор вмиг пал на колени и уверовал: «Страстный и открытый по натуре, он теперь стал отстаивать спиритуализм с тем же рвением и, как ни удивительно, с той же непримиримостью, с какой прежде его отвергал». Признаем, правы были критики: обращение Челленджера выглядит на редкость неубедительно и по-дурацки. А вот процесс обращения Мелоуна очень даже убедителен и реалистичен. И то, что герой, начав с защиты инакомыслящих, в конце концов устраивает на инакомыслящего тестя жестокую охоту, – тоже, увы, вполне убедительно, – хотя сам автор этой жестокости и не заметил.

«Страна туманов» была окончена в феврале 1925 года (она начала публиковаться в «Стрэнде» с июля, а в конце года вышла в издательстве Хатчинсона). Потом Дойл написал «Раннехристианскую церковь и современный спиритуализм» и начал работать над «Историей спиритизма». А летом. «Все уехали за город, и я начал тосковать по полянам Нью-Форес-та и по каменистому пляжу Саутси». Доктор Уотсон потосковал-потосковал, но в те места жить не вернулся. А доктор Дойл взял да и купил там деревенский дом. В тех самых местах, где он начинал свою взрослую жизнь, где работал врачом, где разворачивалось действие «Михея Кларка» и «Белого отряда» – в графстве Хэмпшир, близ прекрасного заповедного леса, в деревушке Минстед, что двумя милями севернее города Линдхерста, считавшегося столицей района Нью-Форест.

Дом Дойлов получил название «Бигнелл-Вуд». Пошла молва, будто это что-то вроде молельного дома или убежища для спиритов, куда нет входа инакомыслящим. Говорили также, что Дойл там «прячется» и не пускает соседей. Товарищи доктора по убеждениям в «Бигнелл-Вуд», разумеется, приезжали, но приезжали и другие знакомые. Те и другие приезжали редко: доктор действительно решил немножко спрятаться, чтобы писать в покое и тишине. В Кроуборо его одолели визитеры и почтальоны. Джин Дойл-младшая говорила, что дом был куплен в основном затем, чтобы сделать приятное ее матери: та любила деревенскую жизнь. «Бигнелл-Вуд» действительно был преподнесен Джин ее мужем как подарок: может, и нравилась ей деревенская жизнь, а может, просто надоело в Кроуборо.

Место для нового дома, во всяком случае, выбирал сам доктор. Он осмотрел дом еще летом прошлого года, и Финеас его одобрил: хорошее место со светлой аурой. Нью-Форест – где-то нам это название уже встречалось, помимо романов; да, именно в тех местах доктор снимал на полгода такой же коттедж, когда писал «Белый отряд». Какая там молельня – человек на склоне лет захотел уехать туда, где ему в молодости отлично жилось и работалось; может, он никогда больше не был так счастлив, как в те полгода, без жен, без детей, без собраний и заседаний, один со своей работой. У многих писателей бывали такие уединенные райские места, а у кого не было – те мечтали бы их иметь. Что же касается соседей в Нью-Форесте, они к Дойлам ходили регулярно – званые и не очень. «Булочник давеча говорил, вы приехали, – дай, думаю, зайду». Нравы там были самые деревенские, двери не запирались. Поблизости находился цыганский табор; доктор полюбил ходить к цыганам, болтать с ними и слушать их песни. Конан Дойл и цыгане – какое-то непривычное сочетание: так и видишь Никиту Михалкова в обличье Генри Баскервиля. «К нам приехал, к нам приехал сэр Артур наш дорогой.» Но ему в таборе нравилось. С цыганами и деревенскими он о спиритизме не беседовал. Он просто отдыхал.