Максим Чертанов - Конан Дойл

, на которую нам предстоит ссылаться постоянно, Артур Конан Дойл не без тщеславия заметил, что мог бы проследить родовое древо своих предков за пятьсот лет. Однако на страницах книги он не сделал этого, справедливо полагая, что не всякому читателю такой экскурс может быть интересен. Да и не всегда можно доверять этим деревьям: нынче любой из нас может, обратившись к специалисту и уплатив требуемую сумму, получить такое хоть за тысячу лет. Не стоит думать, что людям XIX века в своих семейных хрониках никогда не случалось немножко подтасовывать факты. Во всяком случае, в «Английском биографическом словаре» Дойлы пятисотлетней давности не упоминаются, а первым представителем рода, попавшим на страницы справочника, был дед писателя – Джон Дойл, сын дублинского ирландца, ярого католика, когда-то владевшего поместьями, но во времена Реформации изгнанного, как многие паписты, со своих земель и вынужденного заняться коммерцией.

Отец Джона Дойла торговал тканями (шелком и льном), а сам Джон уже ничем не торговал. Когда ему исполнилось двадцать, он уехал из Ирландии в Лондон и стал профессиональным художником – даже, можно сказать, двумя художниками одновременно. Под собственным именем он писал вполне традиционные картины, которые выставлялись в художественных галереях и пользовались умеренным успехом, а другая его ипостась под псевдонимом «Х. Б.» избрала довольно редкое амплуа – карикатуру. Как и сейчас, карикатуристы изображали тогда разного рода знаменитостей, в основном – политических деятелей; разница лишь в том, что в те годы, к которым относится расцвет творчества Джона Дойла – вторая четверть XIX века, – в газетах карикатуры не помещали; их литографировали на отдельных листах и продавали в книжных лавках. Спрос на подобный жанр был весьма велик, а за рисунками загадочного «Х. Б.» выстраивались настоящие очереди. Так что денег Джон Дойл зарабатывал немало.

И Артур Конан Дойл, и его сын Адриан пишут о том, что их предок был в своей работе намного утонченнее других популярных карикатуристов, сводивших весь юмор к утрированию физических черт изображаемого лица, тогда как Джон Дойл первым внес остроумие в сюжеты. Серьезная живопись, ценимая лишь знатоками – и юмористические рисунки, которые сметают с прилавков: повторение этой двойственности можно увидеть в жизни внука, которого немного раздражала баснословная популярность написанных им детективных рассказов в сравнении с остальной его прозой; однако нет никаких данных о том, что Джона Дойла бешеный успех его карикатур хоть чуточку огорчал. Это был уравновешенный человек с большим чувством юмора, высокий красавец, отличавшийся великолепной осанкой, «настоящий джентльмен», числивший среди своих знакомых королеву Викторию и принца Уэльского и близко друживший со многими выдающимися людьми того времени (Теккереем и Диккенсом, к примеру: они-то, конечно, знали тайну «Х. Б.»).

Джон Дойл женился на девушке по имени Марианна Конан, которая, если верить генеалогическим изысканиям ее брата Майкла (он еще сыграет немалую роль в жизни Артура Конан Дойла), тоже происходила из очень древнего рода: Конаны приходились родней герцогам Бретани, а одного из них, Артура Конана (обратим внимание на имя), даже увековечил Шекспир в хронике «Король Иоанн»; этого несчастного Иоанн Безземельный приказал ослепить, дабы тот не претендовал на престол. Отец Марианны и Майкла был ирландцем, как и отец Джона Дойла, и тоже торговал тканями. Майкл Конан, как и Джон Дойл, прекрасно рисовал. Он был художественным критиком и почти всю жизнь прожил в Париже. Марианна умерла задолго до рождения Артура Конан Дойла, но в его работах она вместе с Майклом обретет жизнь вечную: мы ведь помним, не правда ли, что бабушка Шерлока Холмса была сестрой французского художника Верньо?

У Джона и Марианны было семеро детей: пять сыновей и две дочери. Один сын и одна дочь умерли еще детьми. Все выжившие сыновья унаследовали художественный талант отца (о дочери, Аннет, в этом отношении ничего не известно; основным ее увлечением была музыка). Старший, Джеймс, писал исторические хроники и сам делал к ним иллюстрации. Второй, Ричард, в наибольшей степени пошел по стопам отца: он иллюстрировал «Панч», первый английский сатирический журнал, существующий и поныне, а также книги самых значительных писателей того времени. Третий, Генри, стал художественным критиком, а впоследствии – директором Национальной галереи живописи в Дублине. Все эти трое были преуспевающими людьми и, как сказали бы мы сейчас, полностью реализовались в жизни.

Лишь судьба младшего, Чарлза Алтамонта, родившегося в 1832 году, сложилась, мягко говоря, не так удачно. Он, как и все Дойлы, великолепно рисовал; своей профессией выбрал архитектуру, получил соответствующее образование, но в Лондоне для него подходящей должности не нашлось, и в 1849-м, совсем мальчишкой, он принял должность в Эдинбурге, в Государственной палате по промышленности. Среди биографов, как ни странно, до сих пор нет единства относительно того, как же точно называлась эта должность – то «геодезист», то «архитектор», то «инженер», то «заместитель главы управления», – но все сходятся на том, что это была работа клерка.

Такое «распределение молодого специалиста» уже само по себе считалось неудачей – лондонцы, как и москвичи, любой другой город воспринимали как жуткую дыру, а на севере, в Эдинбурге, по их мнению, чуть ли не волки по улицам расхаживали, – но, с другой стороны, город всегда славился своей архитектурой, и в XIX веке в нем очень много строили. Чарлз надеялся, что будет проектировать здания – пусть не такие, как королевская резиденция Холируд, где Мария Стюарт венчалась с лордом Дарнли, но уж, по крайней мере, больницы, банки, жилые дома. Однако обязанности, которые ему поручили, были далеки от творческих: не столько архитектура, сколько бухгалтерия. И все-таки место было само по себе перспективное, можно сделать хорошую карьеру – только имей терпение.

Так что в первые годы Чарлз был настроен оптимистично, и Эдинбург, где всё, как принято говорить, «дышало историей», ему нравился: романтическая натура всегда отыщет очарование в глуши. Эндрю Лайсетт в своей книге о Конан Дойле называет Эдинбург призрачным, странным, почти зловещим местом, городом контрастов: изысканнейшая архитектура – и непролазная грязь и вонь на улицах. Конечно же он не был такой уж глушью, как казалось старшим братьям Чарлза, однако с интеллектуальной и светской жизнью там дела обстояли – по сравнению с Лондоном – не ахти как. Эдинбург подарил миру множество великих людей, но, как правило, жить там они почему-то не оставались, а стремились в Лондон – тенденция, знакомая и нам. Для Чарлза так и не нашлось подходящего круга общения – возможно, это его в конце концов и сгубило. «Он обладал живым и игривым остроумием, а также замечательно утонченной душой, дававшей ему достаточно нравственного мужества, чтобы встать и покинуть любое общество, где велся разговор в грубой манере», – напишет Конан Дойл об отце: надо полагать, вставать и уходить тому приходилось нередко. И еще в Эдинбурге очень, очень много пили – большое искушение даже для утонченных людей...

Читать дальше