Курт Айхенвальд - Информатор

– Это личные дневники и записные книжки мистера Ямамото, – сказал Кеннеди. – В дневниках содержатся его наблюдения и размышления о проводившихся переговорах и о телефонных разговорах. В записных книжках в основном заметки, даты и расписания.

Адвокаты оставили гостей наедине с документами и записями Ямамото, и те несколько часов знакомились с ними. Дневники и записные книжки вызвали особый интерес. Все записи были сделаны по-японски, но то и дело попадались имена и цифры, отражавшие переговорный процесс. Было ясно, что в них вся история сговора о ценах, которая началась куда раньше, чем были сделаны первые аудиозаписи Уайтекера. {390}

На следующий день американцы, разбившись на группы, побеседовали с представителями японских компаний в разных помещениях двумя этажами ниже вестибюля. Те, кто допрашивал Ямамото, устроили обеденный перерыв чуть раньше и поджидали других возле ресторана отеля. Из комнаты, где давали показания служащие компании «Киова хакко», выскочил возбужденный Кевин Калем, молодой юрист антитрестовского отдела, которого все называли Кей-Си, по первым буквам имени и фамилии.

– Этот тип, которого я допрашивал, выдал Уилсона с потрохами! – воскликнул он и выбросил кулак вверх. – Теперь он наш.

Все уставились на него и разразились хохотом. Калем, похоже, забыл, что Уилсон блистал на главных ролях во множестве записей.

– Слушай, Кей-Си – сказал Херндон, смеясь. – Уилсоном мы уже сыты до отвала.

В этот день произошел несомненный перелом хода расследования. Ямамото, с его дневниками и записными книжками, оказался почти идеальным свидетелем. Он записывал все до мельчайших подробностей, точно и досконально.

Ямамото, бесспорно, украсит заседание суда. Преодолев все препятствия, антитрестовское расследование снова пошло полным ходом.

Беседы с японцами шли всю неделю, после чего американская сборная вылетела домой, крайне довольная ситуацией, которая еще недавно грозила распадом всего дела. Теперь обвинители могли обойтись без Уайтекера, у них нашлись и другие свидетели.

В тесной, тускло освещенной комнате для переговоров нью-йоркской юридической фирмы было жарко и душно. В то субботнее утро 12 августа сюда набилось человек десять. Они пришли на допрос президента южнокорейской компании «Севон Америка» Чхом Су Кима. {391}

Вместе с Херндоном, Мучником, Робин Манн, Сьюзен Букер и еще полудюжиной юристов здесь присутствовал говоривший по-корейски полицейский из Иллинойса Питер Хванг, который помогал при допросе. Все были измучены жарой и духотой. Никто не ожидал, что на выходные фирма отключит кондиционеры, – а день, как нарочно, выдался душный и влажный. К тому же Ким и один из его адвокатов курили одну сигарету за другой, и дышать было абсолютно нечем.

«Севон», взяв пример с японцев, пошла на соглашение с американскими властями. Оба американских отделения компании и сам Ким признали вину и были готовы уплатить штраф. Но нельзя было отпускать корейцев восвояси, не разузнав все, что им известно.

Обстановка, в которой начался допрос, была не лучше атмосферы в помещении. Не были готовы переводы нескольких корейских документов, которые собрались использовать прокуроры. Ким, увидев, что переводчиком будет женщина, состроил гримасу и сказал, что она не поймет деловой терминологии. На его капризы не обратили внимания и приступили к делу.

Отвечая на вопросы, которые переводились синхронно, Ким лихорадочно курил сигарету за сигаретой. Он объяснил, что у корейских промышленных компаний принято договариваться о стабилизации цен и об объемах производства. Лишь во время переговоров с американцами он узнал, что в США это запрещено.

Спустя несколько часов Мучник в завершение допроса обратился к корейцу:

– Господин Ким, благодарим вас за помощь и хотели бы узнать ваше мнение обо всем этом деле.

Когда Киму перевели эту фразу, он некоторое время молчал, уставившись в стол и делая глубокие затяжки. Затем по его лицу вдруг заструились слезы и он выскочил из комнаты. Все ошеломленно застыли.

Что случилось?

Мучник обратился к полицейскому из Иллинойса, говорившему по-корейски:

– Питер, вы бы узнали, что с ним.

Хванг нашел Кима с его адвокатом и немного поговорил с ними. Вернувшись, он объяснил, что корейский бизнесмен неправильно понял ситуацию. Признавая свою вину, он был уверен, что после допроса отправится прямо в тюрьму. Он даже съездил несколько дней назад в Корею и простился с семьей.

Отчаявшегося Кима вернули в переговорную и объявили, что больше от него ничего не требуется и он может возвращаться в Корею. В обмен на откровенные показания его не посадят в тюрьму. Он просто заплатит штраф в семьдесят пять тысяч долларов.

Когда кореец понял, что он свободен, он был вне себя от радости и не знал, как благодарить прокуроров.

В тот же день Джим Эпстайн встретился в Чикаго с Доном Маккеем, Джимом Гриффином и Скоттом Лассаром, чтобы поговорить о судьбе Уайтекера. {392}

Его клиенту предъявили целый букет обвинений. Единственный его аргумент в свою защиту – то, что руководство АДМ поощряло незаконные способы добывания денег, – не оправдывал его собственной преступной деятельности. Уайтекер составлял фиктивные инвойсы, уклонялся от налогов и занимался отмыванием денег. Все это уголовные преступления.

Маккей пояснил, что Уайтекеру вменяются в вину четыре преступных сговора, шесть мошеннических денежных операций, шестнадцать случаев отмывания денег и пять случаев подделки документов с целью уклонения от подоходного налога.

Помимо прочего, сказал прокурор, Уайтекеру придется вернуть присвоенные незаконным путем деньги. Далее, он потеряет и дом, и все свои автомобили.

Этим кары не исчерпывались. После гонконгских успехов прокуратура послала Мику Андреасу и Терри Уилсону извещения о том, что в ближайшее время им предъявят обвинение. Лассар и Гриффин решили, что такое же обвинение предъявят и Уайтекеру.

Из-за страсти к мошенничеству Уайтекер утратил иммунитет и должен нести ответственность за фиксирование цен.

27 августа Министерство юстиции США объявило о том, что азиатские компании признают свою вину в сговоре о ценах. Это смешало карты защитников АДМ. Конкуренты компании капитулировали, и из всех гигантов лизинового производства она одна стояла перед прокурорами.

Переговоры о соглашении сторон застыли на мертвой точке. Власти назначили АДМ последний срок: 17 сентября. Либо соглашение, либо обвинение.

Но Дуэйн Андреас пребывал в нерешительности. Судьбу компании он рассматривал сквозь призму личной проблемы: спасти сына от тюрьмы. Дуэйн старался передать свою тревогу всем членам чрезвычайного комитета, но, похоже, без особого успеха. Впервые в жизни Андреаса подвело умение добиваться своего через переговоры, а тем временем ставки с каждым днем росли.