Курт Айхенвальд - Информатор

Солнце заливало зал золотистым светом. Уайтекер, улыбаясь, открыл совещание:

– У нас есть что обсудить, так что начнем, пожалуй.

Начал он с рассмотрения общего состояния лизинового рынка. Слушая Уайтекера, сотрудники делали пометки в своих блокнотах.

– Позвольте ознакомить вас с некоторыми цифрами, – сказал Уайтекер и включил проектор. Экран над его головой осветился, и он вывел на него таблицу объемов производства лизина различными компаниями.

– Вы видите поквартальные производственные показатели, которые сообщили нам конкуренты, – продолжал он.

Оллисон не верил своим ушам, хоть и знал о переговорах между конкурентами, на которых обсуждалось фиксирование цен, и даже участвовал в некоторых, происходивших в его регионе. Но большинство присутствующих слышали об этом впервые. Всем было ясно, что эти данные невозможно добыть, не нарушив закон. Обычно подобную информацию скрывают даже от своих инвесторов, а уж о конкурентах и говорить нечего. Уайтекер открыто признавал существование ценового сговора.

Оллисон, Халс, Рихтер и шестеро других сотрудников стали переглядываться. Все недоумевали. В зале было полно опытных специалистов по продажам, и никто из них прежде не сталкивался ни с чем подобным.

– Раздавать вам копии этого документа я все-таки не буду, – сказал Уайтекер, – но если вы хотите переписать цифры – пожалуйста.

Все дружно принялись переписывать эти некогда секретные цифры, нисколько не смущаясь тем, что участвуют в противозаконном деянии.

И никто в ФБР не знал о том, что происходит.

По цюрихской Банхофштрассе прогуливались многочисленные покупатели, которые разглядывали витрины с часами «Картье», ювелирными изделиями «Тиффани» и шоколадом «Шпрюнгли». Улица выходила на Парадеплатц, где когда-то действительно проводились парады. Швейцар в ливрее распахнул перед Уайтекером двери одного из самых роскошных швейцарских отелей «Савой Бор-ан-Виль», и тот, поблагодарив его кивком, вышел на площадь.

Накануне, 24 октября, он прилетел в Цюрих, чтобы подготовить переговоры по фиксированию цен на лизин, которые должны были начаться 25-го в гранд-отеле «Долдер». Ни Шепард, ни Херндон в Цюрих не поехали, и поэтому на сей раз переговоры решили не записывать – конкуренты собирались утрясти кое-какие мелочи, и краткого отчета Уайтекера было достаточно. Так что он был предоставлен самому себе и мог делать все, что хочет.

Мимо, в сторону центрального вокзала проехал трамвай. Колокол расположенной по соседству церкви пробил десять. Уайтекер быстрым шагом направился к зданию на краю площади. Это было цюрихское отделение корпорации «Объединенный швейцарский банк», основная цель его путешествия. {217}

Войдя в вестибюль, Уайтекер обратился к швейцару в ливрее:

– Guten Morgen. Ich mochte Herr Briel finden, bitte. [48]

Швейцар махнул рукой в сторону лифта:

– Herr Briel ist nach oben am vierten Stock . [49]

– Danke schön . [50]

Уайтекер прошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа. Наверху он подошел к дежурной:

– Guten Tag. Wie geht es Ihnen? Ich suche Herr Briel, bitte . [51]

Дежурная указала ему на кресло, стоявшее перед ее столом:

– Nehmen Sie Platz, bitte . [52]

Из глубин роскошного кожаного кресла Уайтекер смотрел вслед дежурной, удалявшейся по коридору. Не прошло и минуты, как она вернулась в сопровождении подтянутого молодого человека с каштановой шевелюрой и широкой улыбкой. Уайтекер видел его впервые, но понял, что это и есть Даниэль Бриль.

– Мистер Уайтекер! – воскликнул молодой человек, протягивая ему руку.

Уайтекер встал и, расплывшись в ответной улыбке, обменялся с Брилем рукопожатием.

– Jawohl. Guten Morgen. Wie geht es Ihnen? [53]

– Gut, gut, – ответил Бриль, внутренне ужаснувшись произношению Уайтекера. – Wie geht's? Gut das wir uns eben getroffen haben . [54]

Они направились в кабинет обслуживания особых клиентов, помещение без окон. Войдя, Уайтекер сел, а Бриль тихо закрыл тяжелую деревянную дверь. Никто не мог подслушать их. Разговор был кратким.

Уайтекер привез из Швейцарии поразительную новость: зарубежные конкуренты АДМ хотели провести еще одни переговоры о ценах на лизин, и не где-нибудь, а в США, в Атланте. {218} Встретившись с Шепардом и Херндоном в Спрингфилде, Уайтекер объяснил, что их конкуренты напуганы проводившимся в Европе расследованием фиксации цен на цемент. Жак Шодре заявил, что он примет участие в переговорах только в том случае, если они их проведут под прикрытием отраслевой конференции. В середине января в Атланте планировалась конференция птицеводов, в которой собирались участвовать и производители лизина, и все они согласились, что это будет удобный случай поговорить и о ценах.

В антитрестовском отделе эта новость вызвала бурные дебаты. Некоторые предлагали арестовать всех иностранных участников сговора – доказательств их вины собрано предостаточно, а удастся ли добиться их выдачи в США, еще неизвестно. {219}

Однако внезапные аресты могли породить много проблем. Обвинительные заключения пришлось бы составлять второпях, всего за несколько недель. У прокуроров не оставалось времени для использования большого жюри в качестве инструмента расследования. Кроме того, после выдвижения обвинений арестованные имели право требовать немедленного рассмотрения их дела в суде. А прокуратуре требовалось подготовиться к процессу, в частности распечатать тысячи страниц текстов аудиозаписей. Получалось, что прокуроры начнут процесс, не будучи к нему готовыми.

Все это вынудило их принять решение: позволить иностранным производителям лизина покинуть США. Но дебаты не прошли даром: все поняли, что расшифровки аудиозаписей следует распечатать как можно быстрее.

В Моуикве Джинджер Уайтекер в тревоге спустилась на первый этаж. По крыше стучал дождь. В выходные разразилась гроза, которая так напугала ее. Меряя шагами гостиную, Джинджер задавалась вопросом, где может быть ее муж. Прожив с Марком много лет, она вдруг перестала его понимать. Что-то изменилось, что-то было утрачено.

И дело не только в том, что он все время в разъездах, не участвует в семейных событиях, перестал приходить домой на обед, – к этому они привыкли. Даже когда Марк был дома, казалось, что мыслями он не здесь. Он бродил по дому, как пассажир по пустому перрону в ожидании поезда.

Но и это не все. В последнее время Марк вел себя просто странно. Джинджер не понимала, что с ним творится. Летом они построили конюшню, прямо против дома, и Джинджер любила время от времени покататься верхом и отдохнуть от забот. А Марк пропадал в конюшне часами, задерживаясь там порой до двух часов ночи. Он отговаривался тем, что чистил лошадей. Но чистить лошадей по три-четыре часа? А рано утром он ехал на работу. Времени на сон у него практически не оставалось. Это просто ненормально.