Николай Павленко - Меншиков

Карл XII придавал колоссальное значение обозу, который должен был доставить в ставку рижский губернатор генерал Левенгаупт. Указ о снаряжении такого обоза Левенгаупт получил еще 2 июня, но подготовка к его отправлению заняла почти полтора месяца: надо было добыть тысячи телег, собрать запасы продовольствия, погрузить артиллерию, порох и обмундирование для солдат и офицеров, успевших пообноситься после выхода из Саксонии. Наконец, необходимо было укомплектовать конвой для обоза.

Обоз в восемь тысяч повозок, сопровождаемый шестнадцатитысячным корпусом, двинулся из Риги 15 июля. В ставке короля началось томительное ожидание. Проходит июль и август, а обоза все нет. Задержка объяснялась не только запоздалым выходом из Риги, но и крайне медленным продвижением – истощенные лошади едва волокли то и дело ломавшиеся телеги, приходилось делать длительные остановки.

За продвижением корпуса Левенгаупта пристально следили не только в ставке шведского короля, но и русского царя. Перехватить обоз – значило лишить шведскую армию продовольствия и подкреплений, в которых та остро нуждалась. Корпус Левенгаупта являлся к тому же удобной мишенью – представлялся случай громить шведов по частям, не ввязываясь в генеральное сражение.

Проследим за движением обоза глазами Петра. Степень осведомленности царя говорит о несовершенстве русской разведки.

Сведения о том, что Левенгаупт тронулся в путь на соединение с королем, Петр получил 21 июля. Если учесть, что первые телеги выкатились из Риги 15 июля, – сведения дошли до царя своевременно. В тот же день, 21 июля, царь отправил два письма. Одно, с советом снарядить легкий отряд, было адресовано Меншикову: царь предложил князю расположиться «поперег той дороги, где итить Левенгопту, для уведомления, где оный намерен будет иттить». Таким образом, на Меншикова возлагалась разведка – он должен был следить за движением Левенгаупта. Другое письмо царь адресовал генерал-поручику Родиону Христиановичу Боуру. Ему было предложено, оставив четыре полка в Нарве и Пскове, с остальными «поспешать» в соединение с его отрядом.

Двигаться «как наискоряя» Боур, к сожалению, не мог – тому препятствовали плохие дороги и худые мосты через реки. Боур донес, что «поспешать, елико Бог помощи подаст, в пути стану», но желание вступило в противоречие с возможностями.

После 21 июля имя Левенгаупта исчезло из писем Петра на десять дней. Оно вновь появилось лишь 31 июля в письме к Ф. М. Апраксину, из которого явствует, что царь не располагал достоверными сведениями о месте нахождения неприятельского обоза. Будучи в Горках, Петр сообщил Федору Матвеевичу неточные сведения: «О здешнем вашей милости возвещаю, что неприятель стоит в прежних местах, а Левенгопт уже случился с ним». Об этом же царь известил 1 августа и Боура: «Имеем мы ныне ведомость, что Левенгопт уже к своему королю пришол, а войско его, Левенгоптово, переправливаетца чрез реку Березу». 2 августа Петр все еще придерживался ошибочной версии: «Левенгопт, конечно, приехал х королю, а войско ево в четыре дни от вчерашнево дни ждут».

Обстановка прояснилась лишь через несколько дней. Во всяком случае, в указе, датируемом между 5 и 9 августа, генералам Генриху Гольцу, Родиону Боуру, Николаю Инфлянту, а также Григорию Волконскому было предписано, чтобы подчиненная им конница находилась на виду у неприятеля, «дабы неприятель не мог смело за нами иттить и сикурс Левенгопту дать». [113] ПиБ. Т. 8. Вып. 1. С. 35, 49, 51, 52, 68; Вып. 2. С. 463.

Как вел себя король в ожидании корпуса Левенгаупта? Похоже, что он впервые проявил, вопреки своему обыкновению, нерешительность, которую не выказывал за всю историю своих походов. Справедливости ради отметим, что он и с трудностями, которые ему довелось преодолевать на белорусской земле, тоже встретился впервые: впервые его армия подвергалась непрерывным нападениям «партий», заставлявшим ее ежечасно и ежеминутно находиться в напряжении, что изнуряло моральные силы солдат и офицеров; впервые армия Карла XII не могла себя обеспечить продовольствием – с такого рода трудностями и в такой мере она не встречалась ни в Польше, ни тем более в Саксонии.

Идти через Смоленск на Москву Карл XII не мог, ибо сознавал, что на этом пути его армию подстерегали испытания еще более тяжкие, чем те, которые ей доводилось переживать на белорусской земле. Топтаться на одном месте он тоже не мог, ибо голод с каждым днем не ослабевал, а усиливался. Тем более что король не знал, сколь долго он должен ожидать обоз – неделю, две, месяц? А между тем уже иссякали последние резервы продовольствия.

Карл XII, как отмечалось выше, имел обыкновение принимать решения, даже самые ответственные, ни с кем не советуясь. На этот раз он отступил от правила, решив созвать военный совет, перед которым поставил вопрос, в каком направлении следует двигаться войску. Большинство высказалось за движение к Могилеву, чтобы там дождаться прихода корпуса Левенгаупта. Лишь соединившись с ним, следовало держать путь на Украину.

Вопреки мнению большинства совета Карл XII решил двигаться на Украину, ибо поход к Могилеву означал отступление, сама мысль о котором с ходу отвергалась самолюбивым королем, настойчиво искавшим встречи с противником.

Однако объяснять причину рокового шага шведского короля только самолюбием вряд ли правильно. Путь на Украину был неизбежностью.

Самый простой и, казалось бы, безошибочный выход – двигаться навстречу Левенгаупту. Соединившись с ним, король накормил бы армию и пополнил ее ряды солдатами и офицерами. Но никто – ни король, ни его генералы – не знал, где находился обоз и сколько потребуется времени и усилий, чтобы встретиться с ним. А времени между тем было в обрез, ибо не приходилось надеяться на то, что солдаты и офицеры станут долго довольствоваться не хлебом, а обещанием хлеба.

Оставался единственный путь – на юг, на Украину. Короля этот путь соблазнял несколькими преимуществами. Он рассчитывал на Украине лучше устроиться на зимние квартиры, чем в холодной заснеженной Белоруссии или России. В богатой хлебом Украине шведы надеялись получить продовольствие и фураж. Надежды на это укреплял Мазепа, обещая снабдить шведов всем необходимым, а также предоставить в распоряжение короля 20–30 тысяч вооруженных казаков. Определенное место в расчетах короля занимало и восстание донских казаков, а также возможность получить помощь от турок и крымских татар.

Решение круто повернуть на юг король принял 15 сентября. Этому предшествовало еще одно сражение, так же неудачно закончившееся для шведов, как и сражение у Доброго, – 9 сентября русские повторили свой «танец» перед глазами «горячего Карлуса» у деревни Раевка. Сражение началось с мелкой стычки, каких бывали десятки, но постепенно обе стороны, наращивая силы, вовлекали в него все новые полки. Оно не переросло в крупную баталию, но к исходу с каждой стороны участвовало по две тысячи человек. Сражался и король, под которым была, по одним сведениям, ранена, а по другим – убита лошадь. Присутствие короля не избавило шведов от крупных потерь – на поле боя они оставили свыше тысячи убитых.