Дики Церинг - Мой сын Далай-Лама. Рассказ матери

Мои первые воспоминания о бабушке относятся к семилетнему возрасту. Это было в 1959 году, когда я ходил в колледж Св. Иосифа, иезуитскую школу в Дарджилинге, Индия. Однажды директор школы отец Стэнфорд вызвал меня в свой кабинет. «Молодой человек, – сказал он, – сегодня вершится история. Ваши родители просят вас приехать домой, ибо вам предстоит отправиться на железнодорожную станцию в Силигури и встретить Его Святейшество Далай-Ламу, который будет проезжать через эту часть страны». Это было первым намеком на особый статус моей семьи.

Прибыв на станцию, мы были вынуждены пробираться через толпы народа, собравшегося там, чтобы отдать дань уважения и хотя бы взглянуть на Его Святейшество, которому только что удалось бежать из Тибета и найти пристанище в Индии. Только тогда я понял, что принимаю участие в каком-то действительно важном событии. Моего дядю, с которым я еще не виделся, принимали как живого Будду. Люди называли мою бабушку Гьяюм Ченмо – Великой Матерью, – и она держалась с достоинством и теплотой, подобающими такому титулу.

Приехав в Индию, Мола, как мы называли ее, поселилась сначала с Его Святейшеством в Муссури. ( Момо значит «бабушка», ала – частица, выражающая почтение.) Позже она переехала к нам в Дарджилинг. Она адаптировалась к индийской жизни со спокойствием и терпением, которые помогали ей во всех многочисленных потрясениях. Ей всегда была ясна цель ее жизни: забота и воспитание своих детей и внуков.

Во время войны, вопреки всем трудностям, болезням, смерти, политическим проблемам и государственным границам, она была опорой своей семьи, подобно тихой гавани, где всегда можно было найти тепло и защиту.

Бабушка была спокойной и доброй, но весьма требовательной в том, что касалось воспитания внуков. Она настаивала на том, чтобы мы правильно питались, то есть употребляли в пищу продукты, характерные для области Амдо , где она училась стряпать еще у своей матери. А мы все учились этому у нее. Она часто готовила для Его Святейшества и пекла ему хлебцы, она и его слугам, уроженцам Центрального Тибета, передала секреты кухни Амдо.

Далай-Лама четырнадцатый до сих пор ест те самые блюда, которыми мать кормила его в детстве.

Бабушка соблюдала религиозные традиции и праздники. Обычно на Новый год мы надевали свои лучшие одежды. В молодости я любил носить парчовые чуба , которые Мола присылала нам из Тибета. Но после 1959 года, когда в Индию устремились толпы нищих беженцев, она из уважения к неимущим велела нам не надевать на Новый год красивые наряды. Нам приходилось, согласно традиции, надевать какую-нибудь одну новую вещь, не демонстрируя своих пышных облачений целиком.

После смерти деда главой семьи стал мой отец, Гьяло Тхондуп. Он играл главную роль в бегстве Его Святейшества из Тибета. Бабушка говорила, что после отца принять на себя руководство семьей должен я, и внушала мне чувство ответственности за эту роль. Теперь я передаю эту традицию своей дочери. Все это может показаться не слишком важным, но я считаю, что подобные ценности формируют сильный характер.

Бабушкина забота и внимание к членам семьи естественным образом распространялись на всех прочих – друзей, правительственных чиновников и простых людей. Если она видела из окна бедных тибетцев на улице, то приглашала их войти в дом. Она смотрела им в лицо и говорила: «Вы выглядите грустными. В чем дело?» Обычно они жаловались на отсутствие денег, и она тут же давала им какую-нибудь сумму.

Каждое утро множество народа выстраивалось у черного входа в наш дом, чтобы попросить пищи. У нас были огромные ящики риса и пшеницы, и мы выдавали каждому по совку в день. Те первые дни в Индии были нелегкими, и Мола делала все возможное, чтобы помочь людям.

В то время нашим ближайшим соседом был американский правительственный чиновник. Мне довелось встретиться с ним в Штатах в 1979 году, и он заговорил о моей бабушке. Он вспоминал, что, когда его жена родила первенца, Мола приготовила куриный суп и послала его молодой матери. Забота о хорошем здоровье в течение первого месяца после родов считается очень важным делом. Этот человек никогда не забывал бабушкиной заботы по отношению к едва знакомому ей человеку.

Все относились к бабушке с уважением, потому что она никогда не ставила себя выше или ниже других. Она уважительно обращалась с каждым, кого встречала. Даже те, кто работал у нее по хозяйству, любили ее. Вместо того чтобы сидеть и давать указания, она участвовала в повседневной работе и на собственном примере показывала слугам, как ее следует исполнять.

Бабушка была набожной женщиной. Каждое утро она первым делом читала молитвы и делала подношения семейному божеству. Именно она научила нас основам религии. У меня были аквариумы, и я кормил рыбок живыми червями. Застав меня за этим занятием, бабушка пришла в ужас и заявила, что скармливать одно живое существо другому – большой грех. На меня это произвело огромное впечатление, и мы перешли на сухой корм для рыбок, чтобы не принимать участия в убийстве.

Она любила рыбок. Мы вместе смотрели на них и давали им разные имена. Она обратила мое внимание на то, что у всех рыбок разный характер: одни были жадными, другие – благородными. Она научила нас ценить жизнь.

С марта по ноябрь мы жили в школе-интернате. Затем все семейство отправлялось на зимние каникулы в Калькутту. Моле было за шестьдесят, но она оставалась открытой всему новому и любила шутки и веселье. Бабушка брала нас на пикники и позволяла пробовать продававшуюся на улице индийскую пищу. Она любила кино и часто брала нас с собой. Ей особенно нравились индийские фильмы, в которых слезы лились рекой и было много песен и танцев. Разумеется, они были на хинди, поэтому она не понимала диалогов, но мы помогали ей как-то сориентироваться в развитии сюжета. Она сама была великолепной рассказчицей. Любила пугать нас историями о кошке-призраке, которая крала хлеб у богатой семьи и отдавала его бедной. Ее сын Норбу уехал в Штаты преподавать в университете штата Индиана. Во время визита к нему она глубокой ночью с удовольствием смотрела по телевизору фильмы ужасов.

Каждый раз, когда мы с братом дрались, Мола разнимала нас и решала, кто прав, кто виноват. Мы уважали ее решения, ведь она всегда была справедливой. Она никогда ничего не навязывала нам и не просила сделать что-нибудь для нее. Ее любовь и сердечность дарили нам чувство безопасности.

У нее были огромные серванты, в которых она держала свои вещи – в чистоте и порядке, все на своем месте. В глубине некоторых ящиков и полок этих громадных сокровищниц всегда были спрятаны сладости или какие-нибудь другие угощения для нас, ее внуков. Когда нам чего-нибудь хотелось, мы просили ее, и она неизменно была готова отдать нам все, что у нее было.