Владимир Сысоев - Анна Керн: Жизнь во имя любви

Примерно в то же время, когда было написано это письмо, Анна Петровна совершила довольно решительный поступок – вновь приехала в Тригорское, на этот раз вместе с мужем – якобы для примирения с тётушкой Прасковьей Александровной.

В 1859 году А. П. Керн описала ситуацию автору первой научной биографии Пушкина П. В. Анненкову: «Вы видели из писем Пушкина, что она (П. А. Осипова. – В. С.) сердилась на меня за выражение в письме к Алексею Вульфу: «Je meprise ta mere» (Я презираю твою мать). Ещё бы!.. Было и за что…

Керн предложил мне поехать. Я не желала, потому что, во–первых, Пушкин из угождения к ней перестал писать, а она сердилась. Я сказала мужу, что мне неловко поехать к тётушке, когда она сердится. Он, ни в чём никогда не сомневающийся, как следует храброму генералу, объявил, что берёт на себя нас примирить. Я согласилась. Он устроил романическую сцену в саду (над которой мы после с Анной Николаевной очень смеялись). Он пошёл вперёд, оставив меня в экипаже. Я через лес и сад пошла после и – упала в объятия этой милой, смешной, всегда оригинальной маленькой женщины, вышедшей ко мне навстречу в толпе всего семейства. Когда она меня облобызала, тогда все бросились ко мне, Анна Николаевна первая. Пушкина тут не было. Но я его несколько раз видела. Он очень не поладил с мужем, а со мною опять был по–прежнему и даже больше нежен, хотя урывками, боясь всех глаз, на него и меня обращенных».

Однако Пушкин в письме к Алексею Вульфу в Дерпт от 10 октября 1825 года изобразил сложившиеся у него с Е. Ф. Керном отношения иначе: «Что скажу вам нового? Вы, конечно уже знаете всё, что касается до приезда А. П. Муж её очень милый человек, мы познакомились и подружились». Относительно дружбы с мужем Анны Петровны поэт конечно же слукавил.

Среди биографов поэта сложилось мнение, что Ермолай Фёдорович, Прасковья Александровна и Анна Вульф неустанно ревниво следили за Пушкиным и Анной Петровной. Александр Сергеевич якобы был крайне раздосадован невозможностью даже на короткое время остаться наедине с женщиной, в которую был страстно влюблён. В какой–то момент он, вероятно, не смог скрыть раздражения по поводу такой тотальной слежки и сказал что–то неприличное в адрес Ермолая Фёдоровича. Произошёл конфликт, среди свидетелей которого была и Анна Петровна; в результате в глазах поэта ореол очарования женщины, недавно являвшейся предметом его страстного увлечения, на фоне несносного, неумного и смешного мужа неожиданно потускнел.

Однако можно предположить, что тогда Пушкин уже добился от Анны Петровны желаемого (вспомним её слова из письма к Анненкову: «со мною опять был по–прежнему и даже более нежен»; а ведь она, не желая в воспоминаниях и письмах прямо рассказывать об интимном, тем не менее часто делала намёки). Вероятно, муж почувствовал неладное – и его отношения с поэтом испортились. Если близость имела место, то это объясняет многие дальнейшие действия Анны Петровны, непонятные в другой ситуации: её прямо–таки маниакальное стремление сблизиться с семьёй Александра Сергеевича и вскружить голову брату Пушкина Льву, перезнакомиться со всеми его друзьями (в первую очередь с ближайшим другом ещё с лицейских времён Антоном Дельвигом) и войти в их круг; даже то, что по прошествии многих лет при написании «Воспоминаний о Пушкине» она не упомянула об этом своём приезде в Тригор–ское и новой встрече с поэтом – и это после такой страстной переписки?!

Супруги Керн пробыли в Тригорском всего несколько дней и вернулись в Ригу.

В библиотеке Пушкина хранятся два небольших томика в старинных переплетах – роман в письмах Юлианы Крю–денер «Валери» (Juliane von Krudener. Valerie, 1803). На страницах романа заметны многочисленные подчеркивания, от–меты ногтями, на полях – карандашные маргиналии, сделанные по–французски.

Действие романа развертывается в Италии конца XVIII века. Юный Густав де Линар полюбил супругу графа Б., друга его покойного отца, шестнадцатилетнюю Валери. Поначалу Густав сам не догадывается о своей любви; но когда истина открывается ему, герой осуждает себя, пытается бороться с чувством, решает расстаться с любимой женщиной навсегда. Он ищет забвения на лоне природы, в монастыре, в путешествиях, но не в силах забыть Валери, заболевает и умирает.

Пушкин в примечаниях к «Евгению Онегину» назвал повесть баронессы Крюденер «прелестной» и включил её в круг чтения Татьяны.

Литературовед Я. И. Ясинский пришёл к заключению, что пометы в книге сделаны рукою Пушкина. М. А. Цявловский в 1925 году утверждал: подчёркивания, отчёркивания и записи на полях связаны с увлечением Пушкина Анной Петровной. Несколько позднее Б. В. Томашевский обратил внимание на смысловое единство подчёркнутых фраз и выдвинул гипотезу о том, что в совокупности их «правомерно рассматривать как своеобразную переписку Пушкина – быть может, с А. П. Керн».

Л. И. Вольперт назвала их «зашифрованным письмом»: «В романе подчёркнутые фразы составляют в совокупности довольно обширный текст. Трудно ожидать, чтобы выхваченные из текста романа фразы соединялись между собой в органическом единстве, между ними чаще всего остаётся некое „разреженное пространство“. Всё же в письме можно найти некую организованность. Её создают удачно отобранные начало и концовка, определяющие известную композиционную законченность „письма“» [30].

Развивая эту тему, исследовательница попыталась объяснить выделенные фразы и увязать их с конкретными событиями, имевшими место во взаимоотношениях поэта и его музы, в особенности во время посещения Анной Петровной Тригорского.

Известно, что обитательницы Тригорского были тонкими ценительницами поэзии и знатоками как европейской, так и русской литературы. В их кругу были в почёте всевозможные литературные игры. Вероятно, Анна Керн во время пребывания в Тригорском была активной участницей этих игр. Будучи любительницей развлечений, связанных с литературой, она ценила импровизации, экспромты, с увлечением играла в шарады. Пушкина, в совершенстве владевшего искусством остроумного намёка, лукавого подтекста, интригующей недоговорённости, «домашней семантикой», также можно легко представить участником эпистолярной игры. Шутливая приписка к чужому посланию, «обманное письмо», сообщение, отправленное от чужого имени, – все эти забавы в «царстве переписки» были его стихией. Использование «чужого слова» для составления «зашифрованного» любовного письма – ещё один вид той же игры. Эпистолярная форма романа Крюденер – любовные излияния Густава де Линара – могла подсказать идею сложить из строк романа лирическое письмо.

Любовное послание, составленное из подчёркнутых строк в тексте французского романа, отлично вписывается в атмосферу развлечений Тригорского. Оно начинается со строки, подчёркнутой в тексте романа ногтем: «Увы, буду ли я когда–нибудь любим!» Далее следуют строки об упоительном пении Валери во время прогулки в гондоле по Бренте. Вспомним рассказ Анны Петровны о восхищении Пушкина её исполнением романса «Венецианская ночь», в котором также идёт речь о Бренте. Особо выделены (и подчёркиванием, и отчёркиванием на полях) строки, повествующие о волнении Густава, вызванном внезапно донёсшимися звуками песни, которую любила напевать Валери: «Я замер, моё сердце и чувства были охвачены экстазом, знакомым лишь душам, в которых обитала любовь». А следующие отмеченные строки: «Почему она поёт так страстно, если сердце её не знает любви? Откуда она берёт эти звуки? Им учит страсть, а не одна лишь природа» – могли звучать для «адресата» по–особому, наполняться тайным, лишь ему понятным смыслом.