Тензин Гьяцо - Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай-ламы Тибета.

Конечно же, одной из самых больших трудностей, с которыми мы столкнулись в течение тех первый лет, был недостаток денег. Эта проблема не стояла, когда речь шла о наших программах образования и расселения — благодаря безграничной щедрости индийского правительства и различных добровольных организаций за рубежом, которые финансировали многие программы. Но я не считал удобным просить помощи, когда речь шла о таких вещах, как администрация. Небольших поступлений от добровольных сборов по 2 рупии с человека в месяц вместе с также добровольными ежемесячными двухпроцентными сборами с получающих заработную плату рабочих хватало ненадолго. Однако у нас была одна надежда на спасение — в форме тех сокровищ, которые Кенрап Тэнзин столь предусмотрительно поместил в Сиккиме в 1950 году. Они были еще там.

Сначала я имел в виду продать эти драгоценности непосредственно индийскому правительству, причем сам Неру предложил этот вариант. Но мои советники твердо стояли на том, что драгоценности должны быть проданы на свободном рынке. Они были уверены, что так мы получим за них больше. Поэтому в конце концов они были проданы в Калькутте, где за них дали сумму, эквивалентную 8 миллионам долларов, и эта сумма казалась мне огромной.

Деньги были вложены в некоторые предприятия. Например, в завод по производству металлических труб и бизнес, связанный с бумажной фабрикой, а также другие проекты, сулившие прибыль. К сожалению, не прошло много времени, как все эти попытки заставить наш драгоценный капитал работать на нас потерпели неудачу. Печально, что некоторые люди, которые якобы помогали нам, оказались недобросовестными. По-видимому, они были больше заинтересованы в том, чтобы помочь себе, а не нам, и большую часть капитала мы потеряли. Получилось, что предусмотрительность Чикьяпа Кенпо осталась втуне.

Менее одной восьмой от первоначальной суммы было спасено в той форме, которая теперь называется Благотворительным фондом Его Святейшества Далай-ламы, он был основан в 1964 году. Однако, хотя этот эпизод и печален немного, я не слишком сожалею о том, как развернулись события. Оглядываясь на прошлое, ясно понимаешь, что сокровища принадлежали всему народу Тибета, а не только тем, кто ушел в изгнание. Поэтому у нас не было исключительного права на него, не было кармического права. Мне вспоминается пример, поданный Лингом Ринпоче, который оставил свои любимые часы в ту ночь, когда мы покинули Лхасу. Он чувствовал, что, уходя в изгнание, теряет свои права на них. Теперь я вижу, что это была правильная точка зрения.

Что касается моих собственных финансов, то в старые времена существовало два офиса, ведущих финансовые дела Далай-ламы, а с 1959 года — только один. Это Личный офис, который занимается всеми моими доходами и расходами, включая мое собственное содержание, выплачиваемое в форме стипендии от Индийского правительства в размере 20 рупий в день: немного больше одного доллара, гораздо меньше, чем фунт. Теоретически, они идут на мое питание и одежду. Как и в прежние времена, я не имею дела непосредственно с деньгами, что, пожалуй, и хорошо, потому что я, кажется, склонен к мотовству, хотя, как помню с детства, над маленькими суммами могу и трястись. Однако я, конечно, имею возможность контролировать, как расходуются средства, которые получаю лично (например, деньги Нобелевской премии мира).

В то первое лето в Дхарамсале я находил время, чтобы немного расслабиться, и начал играть в бадминтон почти каждый вечер. (Я часто не носил монашеского одеяния). Затем зимой, тогда очень суровой, все мы с радостью играли в снежки. Особенно азартными участниками снежных сражений были моя старшая сестра и мать, несмотря на свой возраст.

Более серьезным видом отдыха являлись походы в годы Дхауладар, самая высокая вершина которых достигает более семнадцати тысяч футов высоты. Я всегда любил горы. Один раз я забрался на большую высоту с группой, состоявшей из членов моей тибетской личной охраны. Когда мы добрались до вершины, все очень устали, поэтому я предложил остановиться и отдохнуть. Пока мы сидели и затаив дыхание восхищались прекрасным видом, я заметил, что на некотором расстоянии за нами наблюдает один из обитателей гор, для которых эта местность является родной: невысокого роста, темнокожий, довольно неприметный человек. Он стоял, уставившись на нас, несколько минут, а затем вдруг сел на что-то такое, похожее на небольшой кусок дерева, и с великой скоростью скатился по склону горы. Как завороженный я смотрел на то маленькое пятнышко, в которое он превратился несколькими тысячами футов ниже. Я предложил испробовать этот метод спуска.

Кто-то достал веревку, и мы все десять человек связались ею, а затем последовали примеру нашего молчаливого друга и сели кто на кусок дерева, кто на плоский обломок скалы, и покатились по склону. Это было очень здорово, но довольно опасно. Мы часто с силой налетали друг на друга, со свистом проносясь в вихрях летящего навстречу снега. К счастью, никто из нас не пострадал, но после этого я заметил, что некоторые мои спутники с неохотой отправляются выше наших базовых лагерей. Когда я объявлял о новой экспедиции, больше всех проявляли беспокойство мои личные стражи.

Другим занятием в свободное время в этот начальный период была работа с Дэвидом Хауэрсом, английским писателем, над книгой "Моя страна и мой народ", в которой я впервые описал свою жизнь.

В 1961 году наше правительство опубликовало конспект "Проекта конституции Тибета". Все тибетское население приглашалось вносить критические замечания. И их поступило множество. Замечания относились главным образом к одной из важных статей, касающихся должности Далай-ламы. Чтобы официально оформить переход от теократии к полной демократии, я предусмотрел, чтобы Национальное Собрание имело возможность снять нынешнего главу с занимаемой должности большинством в две трети голосов. К сожалению, мысль о том, что Далай-лама может быть снят с должности, ошеломила многих тибетцев. Мне потребовалось объяснять, что демократия во многом согласуется с буддийскими принципами, и, возможно, несколько автократично настоять, чтобы эта статья была сохранена.

В начале того года, я посетил еще раз бригады строителей дорог и, кроме того, съездил в новое поселение в Билакупе. По прибытии я обнаружил, что все его обитатели выглядят почерневшими и худыми. Я сразу увидел, почему они были так пессимистично настроены. Лагерь представлял собой несколько палаток на краю леса, и хотя местность здесь оставалась такой же красивой, какой я запомнил ее по своему паломничеству, сама земля не сулила никаких перспектив. Кроме того, жар от горящего строительного мусора, к которому добавлялось палящее солнце, был почти непереносим.