Тензин Гьяцо - Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай-ламы XIV

Эта почти непроходимая область была одной из главных твердынь кхампа и других тибетцев, которые присоединились к ним в партизанской борьбе. Из глубины этих гор несколько дорог через главный хребет Гималаев вели к Бутану и, таким образом, к Индии. Они использовались на протяжении столетий тибетскими и бутанскими торговцами, поэтому, если случилось бы наихудшее, у нас всегда оставался путь к отступлению. Но, чтобы достичь это безопасное убежище в горах, мы должны были пересечь широкую Брахмапутру, именуемую в Тибете Цангпо, а для того, чтобы достичь реки, нам нужно было перейти через высокий горный перевал Чхе-ла.

Сохранялась опасность, что, если китайцы откроют, что я исчез, они выставят патрули вдоль Цангпо, поэтому нужно было двигаться вперед, чтобы пересечь ее как можно быстрее. Мы достигли подножия Чхе-ла около восьми утра и остановились там попить чаю. Солнце только поднималось над пиками и золотило долину за нашей спиной, но мы все еще оставались в тени гор, когда начали свое долгое восхождение на крутой пере-ал. Дорога была трудной и утомительной, и мы вышли высоко за линию снегов. Некоторые из пони и мулов начали садиться. Но мы были воодушевлены стариком по имени Таши Норбу, который присоединился к нам, когда мы взбирались на перевал, и подарил мне грациозную совершенно белую лошадь. Я с благодарностью принял этот подарок. И вся наша партия стала счастливее, поскольку тибетцы считают такого рода дар за очень благое предзнаменование.

"Чхе-ла" означает "песчаный проход", и за вершиной мы обнаружили крутые склоны песка, по которым могли сбегать, заставляя наших пони идти по нашим следам. Но все же пересечение перевала заняло у нас три или четыре часа. Когда мы наконец спустились до уровня долины Цангпо, разразилась сильная песчаная буря, которая почти ослепила нас. Но нас утешала мысль, что, если китайцы патрулировали долину, то и они были ослеплены. У начала перевала мы не нашли никаких следов человеческого жилья, но мы знали, что около десяти миль к востоку вниз по реке была переправа.

Это было единственное место для пересечения реки, поэтому нам нужно было постараться прийти к ней первыми. Но все прошло хорошо. На другом берегу реки у перевала расположена маленькая деревенька, называемая Кьишонг, что означает "Счастливая долина". Когда лодка нашего перевозчика достигла другого берега, мы увидели большую толпу, которая собралась, чтобы встретить нас. Подойдя к ней, мы увидели солдат кхампа и деревенских ополченцев с белыми и желтыми знаками на рукавах. Это были отличительные знаки добровольческой армии, присоединившейся к кхампа.

Когда мы причалили, мы увидели, что они глубоко подавлены тем, что услышали о событиях в Лхасе, и я увидел, что многие из них плачут. Кьишонг был первой деревней, которую мы прошли на нашем пути, и, возможно, этот факт и имя этой деревни повергли меня в еще большую печаль, когда мы поскакали дальше. Там, думал я, остались тибетцы, которые жили в своей Счастливой долине столетие за столетием, в совершенном мире и гармонии. А теперь мрачный страх захватил их и угрожает всему, чем они жили.

Однако дух их оставался высоким, и мужество неколебимым. Я знал, что, попрошу я их об этом или нет, они будут защищать меня ценой своих жизней. Имея за своей спиной реку и этих отважных людей, мы чувствовали себя на какое-то время в безопасности. Доскакав до монастыря, именуемого Рамэ, мы решили остановиться там на ночь.

Мы достигли его около половины пятого и до этого ехали верхом почти восемнадцать часов с самыми короткими остановками. Теперь уже ни мы, ни наши пони не могли двигаться дальше. Пока мы отдыхали, мы беспокоились все больше и больше о той части нашей партии, которая оставалась позади. Но к девяти часам вечера последние из них уже подошли.

Мои министры в этот вечер написали два письма. Одно Нгабо, а другое Самдуб Пходрангу, двум министрам, которые оставались в Лхасе, призывая их сделать все, что в их силах, для того, чтобы помочь Тибету, и повторяя, что у нас не было сомнений, что все они разделяли наши надежды на свободу нашей родины.

К этому времени наш караван возрос человек до ста, и нас сопровождали около 350 тибетских солдат и 50 партизан. Из Рамэ был послан отряд около 100 человек на юго-запад, чтобы защитить нас в том случае, если китайцы продвинутся в направлении главной дороги, ведущей в Индию. Остальные вместе с нами двигались верхом на протяжении следующих пяти дней в глубь гор по узким каменистым тропам, типичным для старого Тибета. Днем мы делились на несколько групп, а каждую ночь останавливались в деревне или монастыре. Иногда около нас не было партизан. Они приходили и уходили, сообщаясь с другими отрядами, которые жили в горах, и мы знали, что окружены отважными и надежными людьми, которых мы никогда не видели. Никто из них не знал, кого они защищают.

Первую ночь после остановки в Рамэ мы заночевали в большой деревне Допху Чойкхор, где партизаны продолжают отчаянную борьбу с китайскими захватчиками и по сей день. Вся деревня вышла встречать нас, но большинство из них не узнали меня в незнакомых одеждах, которые были на мне. Не узнали меня и монахи соседнего монастыря.

За время этого пятидневного марша наши планы определились, и мы решили остановиться на денек в месте, которое называлось Чхенье, для более подробного их обсуждения и для того, чтобы послать инструкции чиновникам в Лхасе, а также кхампа и другим партизанам.

Наш план состоял в том, чтобы дойти до места, которое называлось Лхунцзе Дзонг, это недалеко от границы. Там находилась одна из самых больших крепостей в округе и было хорошее сообщение с остальной частью Южного Тибета. Там, мы подумали, я могу остановиться и попытаться возобновить мирные переговоры с китайцами. Мы надеялись, что, пока я остаюсь в Тибете, китайцы могут усмотреть некоторые преимущества в том, чтобы оставаться в рамках переговоров, и, может быть, это удержит их от артобстрела Лхасы.

Чхенье мы достигли благополучно, а на день или два раньше я взял в нашу группу своего младшего брата, полагая, что мать и сестра смогут путешествовать без него быстрее. Так и получилось. Вскоре они оказались на целый переход впереди нас всех с небольшой охраной из кхампа, и мы не видели их большую часть нашего дальнейшего путешествия. Когда я убедился, что они в сравнительной безопасности, одной из тяжестей на моей душе стало меньше.

У нас с собой был батарейный радиоприемник, и мы слушали все новости, на которые могли настроиться, в надежде узнать что-то о происходящем в Лхасе. Мне кажется, именно в Чхенье мы услышали первое упоминание о Лхасе. Это был "Голос Америки", но в передаче сообщалось лишь о беспорядках в городе и указывалось, что мое местонахождение неизвестно.