Надежда Мандельштам - Вторая книга

Зарабатывала я службой в газете "ЗКП" [165] Зарабатывала я службой в газете "ЗКП"... - Время службы Н.Я.Мандельштам - октябрь-ноябрь 1931 г. и после перерыва - апрель-июль 1932 г. ("За коммунистическое просвещение"). Сманил меня туда Маргулис: "Старик Маргулис под сурдинку уговорил мою жену вступить на торную тропинку в газету гнусную одну. Такую причинить обиду за небольшие барыши! Так отслужу ж я панихиду за ЗКП его души..." Лучшие "маргулеты" пропали. Их законом было - начинаться со слов "Старик Маргулис" и получать одобрение самого "старика"... Вот еще "зекапинная маргулета": "У старика Маргулиса глаза преследуют мое врображенье, и с ужасом я в них читаю "За коммунистическое просвещенье"". Старик Маргулис с трудом примирился со следующей "маргулетой": "Я видел сон, мне бес его внушил: Маргулис смокинг Бубнову пошил, но тут виденья вдруг перевернулись, и в смокинге Бубнова шел Маргулис", но зато любил песенку, как он на бульваре высвистывает с Мандельштамом Бетховена [166] ...любил песенку, как он на бульваре высвистывает с Мандельштамом Бетховена. - Ср. в письме Б.М.Эйхенбаума Шкловскому 10 июля 1932 г.: "Сейчас там [в Москве] где-то Моргулис бродит с Мандельштамом по бульварам и бредит литературой" (РГАЛИ. Ф. 5б2. Оп. 1. Ед. хр. 210). . Эту мне не вспомнить... Идиотское толкование невиннейшей шутке дал некто Осипов, ну его к черту... "Старик Маргулис из Наркомпроса, он не географ и не естественник, к истокам Тигра и Эфроса он знаменитый путешественник..." "Тигр и Эфрос" - перелицовка "Тигра и Евфрата". Речь идет об Абраме Эфросе, великом дельце, соблаговолившем устроить Маргулису переводик...

Мы почти никогда не записывали стихотворных шуток. В Воронеже мне подарили твердый и чудный листок японской бумаги, и я записала все, что удалось вспомнить. Листок пропал у Рудаковой. Небольшая кучка шуток сохранилась в архиве. Одни записаны моим братом, другие Мандельштамом - в Воронеже. Я не знаю, чего стоит этот озорной жанр, - Шкловский и Харджиев презирают его, а нам он доставлял много веселья. Кое-что из шуток вошло в основной текст ("Это какая улица? Улица Мандельштама...", "У нашей святой молодежи..." и др.). Нет дома, на котором можно было бы прибить доску, что "здесь жил Мандельштам", нет могилы, чтобы на ней поставить крест, и в этой стране, которую мы называем своей, давно уже стараются растоптать все, что сделал Мандельштам. Так было, и так будет. Поэтому хорошо, что он успел переименовать целую улицу в свою честь: "Вот почему эта улица или, верней, эта яма так и зовется по имени этого Мандельштама..."

Маргулис умер в лагере почти одновременно с Мандельштамом, Яхонтов выбросился из окна в припадке страха, что идут его арестовывать. Как могли мы жить и смеяться, хотя всегда знали, какой нас ждет конец?

Мы жили на Тверском бульваре, и нам почему-то пришлось пойти в милицию, вероятно, для прописки. Прописки у нас никогда не отменяли, но в двадцатых годах процедура проходила довольно просто и страха не вызывала. В милиции всегда очередь. От скуки я разговорилась с крестьянской бабенкой, моей ровесницей, с отличным сосунком на руках. "Ты чего за такого старого пошла? - спросила она, разглядывая Мандельштама. - Выдали, что ли? А я себе сама взяла..." Мандельштаму было тридцать один или два, а девчонкин мужик, совершенный сопляк, казался лет на пять моложе жены. Такие браки в деревне не редкость - взяли примака [167] Такие браки в деревне не редкость - взяли примака... - По Далю, "примак" - зять, принятый в дом тестем, призяченный... , и бойкая жена потащила его в город на заработки. Очень она была бойкая - ей одна дорога: либо потом ее раскулачили, либо она сама раскулачивала соседей.

Дурацкий разговор врезался мне в память, потому что я тогда остро чувствовала, что Мандельштам не только по внешнему виду - он всегда выглядел старше своих лет, - но и всем своим существом достиг ранней, но настоящей зрелости. По-моему, основные мысли и представления - те, на которых строится личность, - сформировались у него очень рано, еще до двадцати лет. Об этом свидетельствуют ранние статьи, особенно "О собеседнике", которую он написал в двадцать один год. Мне смешно, что Лурье называет его "Божьим младенцем" [168] ..Лурье называет его "Божьим младенцем", - В эссе "Детский рай", основанном на опыте личного общения с Мандельштамом (Воздушные пути. Альманах 3. Н.-Й., 1963). Там, в частности: "Мандельштам защищался от хаоса бытом, живя исключительно в бытовых проявлениях жизни и цепляясь за них. Подобно новому Гесиоду, он любил строй (порядок) мирной жизни и мирного труда, ужасаясь нарушению гармонии". , а Никита Струве говорит о "божественном лепете" писем. В тех немногих письмах [169] Письма Мандельштама к жене со статьей Н.Струве были изданы в 3-м томе "Собрания сочинений" (Н.-Й., 1969). , которые написаны не мне, никакого лепета нет, а эти, случайно вырвавшиеся из-под моего контроля (я переписала их для Ахматовой, а она, не спросясь, пустила по рукам), глубоко личные и показывают его отношение ко мне, совсем молодой, удивительно незрелой да еще больной девочке. Для него я всегда была младшей, которую нужно утешать, беречь да еще держать в руках, чтобы не наделала глупостей. Даже в письмах из Воронежа, когда мы оба отлично понимали, что нас ждет, а девчонская дурь давно исчезла, иногда мелькает фраза о безнадежности ("Кто его знает, что еще будет", "Если будем жить", "Ничему хорошему не верю"), но тут же он обрывает себя, меняет тон и говорит, что мы сильные и "нам отчаиваться стыдно"... Он потому и болтает со мной в письмах, чтобы я улыбнулась и поборола отчаянье, сопротивляться которому было почти невозможно. Надо зачеркнуть "почти" - просто "невозможно".

Никита Струве думает, что Мандельштам не понимал "трагической изнанки благой вести", жил мечтой о золотом веке и обладал своеобразным хилиазмом [170] Хилиазм (от греч. chilioi - тысяча) - вера, основанная на пророчестве Апокалипсиса: "И увидел я престолы, и сидящих на них, которым дано было судить, и души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божье, которые не поклонились зверю, ни образу его. Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет" (20:4). . Так ли это? Хилиасты верят в царство гармонии на земле, а Мандельштам сохраняет духовное веселие при полном сознании трагического разворота истории и собственной судьбы. Накануне гибели он наслаждается "величием равнин" и тут же спрашивает, "не ползет ли медленно по ним тот, о котором мы во сне кричим, - народов будущих Иуда?" Сила Мандельштама в сознании своей свободы, в том, что он свободно принимает свой жребий и полон благодарности за все дарованное ему. Небо, воздух, трава, дыхание, любовь вот сокровища, которыми он располагает. Он никогда не ставил себе целей, не обольщался призраками счастья или удачи, но свой "воздух прожиточный" ценил превыше богатства [171] ...свой "воздух прожиточный" ценил превыше богатства... - Из "Стихов о неизвестном солдате" (1937): Нам союзно лишь то, что избыточно, Впереди не провал, а промер, И бороться за воздух прожиточный Эта слава другим не в пример. И сознанье свое затоваривая Полуобморочным бытием, Я ль без выбора пью это варево, Свою голову ем под огнем? , славы, хвалы и ласки людей. Это не детские черты ребенок не знает жизни и полон желаний. Он целиком зависит от окружающих и требует от них внимания. Внутренней свободой может обладать только воистину зрелый человек.