Вилли Биркемайер - Оазис человечности 7280/1. Воспоминания немецкого военнопленного

Целых три вагонетки-платформы стоек и прочего раздобыли, «организовали» мы сегодня, и бригадир доволен — не придется останавливать лаву. Мы помогли перетаскать и припрятать «лес» в выработанном пространстве за лавой. Там опасно, давит каменная кровля сверху; иногда можно увидеть, как крепкие деревянные стойки гнутся от этой тяжести словно спички…

Следующая смена приходит сегодня очень рано. И мы поднялись из шахты сразу, как пришли к стволу. И в четыре часа были уже в лагере. Это в первый раз так рано, а чаще всего приходим вечером.

После ужина у нас репетиция «Острова мира». Присутствует и офицер-политрук, сегодня он — наш благодетель. Он объявляет, что с завтрашнего дня мы не будем работать под землей, что он велел найти нам работу на поверхности, в мастерских. Причем надбавку за тяжелую работу — 200 грамм хлеба дополнительно к 600 граммам, которые получают все, нам оставляют. Все радуются.

И еще мне важно сказать здесь, что с тех пор, как мы находимся в «нормальном» лагере военнопленных, свои 600 грамм хлеба мы получаем каждый день. И без всяких очередей, в которых нередко приходится стоять местным жителям.

Макс написал для офицера список — фамилии всех участников группы самодеятельности, и на следующее утро мы «переезжаем». Нам дали две комнаты, там мы будем все вместе. Все, кто устроил себе «пружинные матрасы», как у Макса и у меня, забрали их, конечно, с собой в новые комнаты. Здесь побольше места, в обеих комнатах есть стол и скамьи, так что можно заниматься, учить или переписывать роль.

Между прочим, со времени первой открытки в 1946 году и ответа моего брата, из-за которого было столько бед, я уже не раз писал домой и получал почту. За 1947 год родители получили 22 моих открытки, почти столько же послал я друзьям и родственникам. Но не всем приходят вести из дому, наверное, многие сами не хотят писать отсюда…

У самодеятельности теперь своя отдельная бригада, работу нам дают на поверхности. Работу «дают» в буквальном смысле слова, потому что постоянных должностей у нас нет. Мы красим забор, подметаем проезды и дорожки, помогаем при разгрузке вагонов с «лесом» и тому подобное. Каждое утро Natschalnik, распоряжающийся на поверхности шахты, дает Максу задание для нас на весь день, ну а инструменты или материалы, если понадобятся, надо раздобывать самим.

Самое приятное в этой бригаде, что не надо ждать следующей смены, охранник отводит нас в лагерь, никакой сутолоки, можно спокойно помыться. Спокойно можно получить еду, ну а потом уж учить роль или репетировать. В лагере, где две тысячи пленных, конечно, находятся завистники; про нас говорят, будто мы получаем двойные порции, но это неправда. А дополнительные 200 грамм хлеба, как на подземных работах, действительно получаем, так решили украинские начальники и лагерный офицер-политрук.

Спектакль «Остров мира» проходит с большим успехом. В зале помещается только 400 человек, так что мы играем пьесу пять раз, каждое воскресенье. И в день представления на работу мы не ходим, а нашим зрителям приходится.

Теперь репетируем оперетту; наш офицер добыл либретто и ноты для оркестра. Другие офицеры с семьями тоже приходят на наши представления, и политрук очень гордится нами, «бригадой артистов», как он любит говорить.

А легкой работе для нас на поверхности шахты скоро приходит конец. Нас распределяют по участкам шахты, и я опять оказываюсь забойщиком в лаве высотой сантиметров восемьдесят. Бригадир выделяет мне пай в самом конце лавы, и надо ползти туда с кайлом и лопатой, с тяжелой шахтерской лампой. Единственное преимущество, оставленное «артистам», что мы все должны работать в одной смене. Конечно, удается это недолго — на шахте другие заботы. А когда возвращаешься с тяжелой работы под землей только вечером, тут уж не до музыки и репетиций. К тому же кого-то из «артистов» уже нет — ушел в ночную смену…

Так проходит лето. Концерты мы еще устраиваем — только по воскресеньям вечером. А для оперетт или пьес нет времени на репетиции, да нам и не до того: становится все яснее, что никакого «до 31 декабря» не будет, домой нас не отпустят. Оказывается, в соседних лагерях бастуют, а у нас нормы выработки не выполняются, и офицеры заметно нервничают. Развязка наступает быстро — 200 или 300 человек утром увозят из лагеря, и в тот же вечер к нам прибывают двести других пленных; они рассказывают, что в их лагере такое происходит уже давно — в другие лагеря людей отправляют сотнями. И через две-три недели население лагеря так обновляется, что уже почти никто не знает, как кого зовут. Так что организовать восстание — а этого Иваны боялись и боятся больше всего — уже просто невозможно.

Прекрасный летний вечер. К нам в комнату приходит комендант Макс Зоукоп и объявляет, что «бригаде артистов» завтра утром на шахту не идти, мы должны собраться у него в семь утра. А Макса Шика и меня он зовет к себе в комнату сейчас. И там объясняет нам, что сегодня с ним долго беседовал политрук и делился своими заботами. Он считает, что и в нашем лагере могут произойти волнения, он не может допустить этого, ведь в случае чего охрана должна будет применить оружие! И он просил Макса помочь ему, а идея у него такая: «бригада артистов» должна снова приняться за дело, должна активнее развлекать пленных! Он уже договорился, что мы вообще не будем ходить на шахту, надо репетировать и как можно скорее ставить оперетту!

Выслушав это, мой Макс Шик за бригаду поручился и пообещал, что мы будем содействовать спокойствию и нормализации жизни в лагере.

Население нашей комнаты с нетерпением ждало нас — о каких таких новостях говорил комендант Макс Зоукоп? Пришли и товарищи из другой комнаты нашей бригады, мы рассказали о том, что слышали. Все удивляются страхам начальства, ведь ни о каких волнениях, которые якобы у нас готовятся, никто понятия не имеет. Все уверены, что дела в лагере обстоят неплохо, и во многом — благодаря талантам Зоукопа, которому предоставлена чуть ли не полная свобода действий. Если сравнить с тем, что рассказывают пленные из других лагерей, то у нас еще все хорошо. Два футбольных матча с командами других лагерей провели у нас. Из каждого лагеря пришли на футбольное поле неподалеку отсюда по пятьсот человек, оттуда и последние новости… Все это мы обсуждали до поздней ночи. С нетерпением ждем, что будет утром.

Встреча происходит в зале, вместе с политруком пришли еще два офицера и женщина в форме майора, она свободно говорит по-немецки. Она и начинает разговор и просит нас верить тому, что она скажет. «Если ваши выступления, ваше искусство помогут сохранить в лагере спокойствие и порядок, — говорит она, — то можете быть уверены, что дома будете — пусть не в декабре, как обещал Сталин, но уж весной 1949 года обязательно». А «наш» офицер, политрук, поясняет, что госпожа майор приехала из Москвы с поручением от Политбюро: посетить лагеря военнопленных на Украине и разъяснить нам, что обещания будут соблюдаться.