Вилли Биркемайер - Оазис человечности 7280/1. Воспоминания немецкого военнопленного

Сегодня сочельник, я остался в лагере и занимаюсь делами в конторе, в нашем отделе. Разговор у нас там общий, и мысли у всех одни и те же: что будет в Новом году. Будут ли нас выпускать из лагеря по нашим пропускам или нынешние строгости останутся? От нас тут ничего не зависит, как решат русские начальники, так и будет. Но конечно, это зависит и от того, все ли будет спокойно в лагере. Коллеги хотят услышать, как это нам удалось с рукавицами; я рассказываю. А потом мы все вместе идем к Эрвину, чтобы посмотреть, удается ли им в мастерской ремонт швейных машин.

При виде такого нашествия Эрвин пугается. «Вы что, на швейные машины смотреть явились?» — «Конечно! Зима ведь простоит еще два или три месяца, так что рукавицы всем нашим пленным будут нужны». — «Дело непростое, — объясняет Эрвин. — Надо выбирать стратегию. Когда машины хорошенько почистили, заменили оборванные кабели, кое-то подогнули, проверили, оказалось — многие исправны. Ну, при демонтаже обходились с ними не слишком бережно. Так что, пожалуй, не надо торопиться».

Хорошее известие! Мы теперь подождем, пока пройдет Новый год, а потом сообщим Игорю Ивановичу на фабрику, где шьют рукавицы, что пять или шесть швейных машин они могут забрать. И поторговаться, сколько они нам дадут рукавиц за каждую. Я не думаю, что с этим будут сложности, нам ведь достаточно будут двух-трех тысяч пар.

После обеденного супа я вернулся в нашу комнату и прилег. Вот тебе на! Макс меня будит, вернувшись с работы, значит, уже семь или восемь вечера. Я мало спал последнее время, вот меня и сморило. Макс принес мне опять два яблока и привет от Людмилы.

А после ужина мы устроились в нашей «театральной» комнате. Макс читал книжку, а я сел писать письмо родителям и брату.

Из письма 24 декабря 1948 г.:

«…Сегодняшний день здесь ничем не отличается от вчерашнего или завтрашнего, от любого другого. Но у меня все равно рождественское настроение, хотя каждому из нас трудно не терять мужества. Мы оке все так надеялись попасть домой до Нового года! Какой следующий срок назовут нам теперь? Но я очень прошу вас: не теряйте надежды, как мы здесь не теряем ее, и терпеливо ждите нашего возвращения. И не беспокойтесь обо мне, я справлюсь со своими заботами и сам. А вот что меня беспокоит больше всего, так это здоровье папы, оно ведь не совсем в порядке.

Дорогой брат, не надо откладывать твою свадьбу до моего возвращения. А я буду надеяться, что мне выпадет счастье попасть домой к двадцать первому дню рождения.

…Когда читаю газеты, я постоянно спрашиваю себя: почему эти вечные раздоры? Почему не все за мир и за единую Германию? Что, Германию, или, правильнее сказать, немецкий народ, так ничему и не научила эта ужасающая катастрофа? Неужели мы хотим снова принести себя в жертву?

Дорогие родители, дорогой брат, я заканчиваю это рождественское письмо. Будем же молить Отца небесного, чтобы Он даровал нам милость скорого возвращения домой. Самые сердечные рождественские пожелания шлет вам и целует вас

Я давно не получал писем, наверное, это связано со всей ситуацией, со страхами русских — а вдруг произойдут беспорядки. Ведь мама всегда отвечает на мои письма сразу, а то и пишет еще одно письмо, не дожидаясь моего следующего. Видно, письма где-то задержали…

Сегодня сразу после подъема всех нас, девять человек из отдела труда, позвали к коменданту Максу Зоукопу. Там уже ждали два русских офицера. И стали объяснять, какое нам теперь поручается новое задание. С оплатой лагерю за труд пленных сейчас все в порядке, рассчитывать новые расценки не нужно, а надо побеспокоиться о том, чтобы каждый пленный получше работал. А кто не хочет, тому надо разъяснять, какие могут быть последствия. И чтобы не занимались разговорами во время работы, и чтобы о любом нарушении немедленно сообщалось руководству лагеря. А еще мы должны помогать лагерной вспомогательной охране (вот обрадовали — еще и этим доносчикам помогать!). И всю свою работу на заводе записывать в специальную книгу. Распределение по цехам и сменам остается; едущих на завод в ночную смену должен сопровождать человек из нашего отдела; кто и когда — договоритесь сами…

Ну и сюрприз на Рождество! Только я сразу знаю, что ни о ком из наших пленных ничего плохого говорить не буду, этого мне только не хватало! Может быть, у русских есть конкретные подозрения, что в лагере что-то назревает? Не могу себе такого представить. У каждого своих забот хватает, но кто знает, везде бывают горячие головы, не только за колючей проволокой…

После этого нас отпустили. Про эту накачку рассказал я только Максу.

Дни после Рождества бегут как обычно. Сегодня попытаю счастья — зайду на электростанцию, в энергодиспетчерскую.

Когда открывал дверь, сердце стучало, но уже не сильно, как в прошлый раз, когда Нину не застал. Она на месте! Увидела меня, вскочила, подбежала ко мне и, обняв, поцеловала в губы. Схватила за руку, потянула мимо улыбающейся Нелли в укромный угол и стала меня целовать…

«Как я рада, что ты пришел, я ждала, ждала тебя, Витю-ша, я так рада!» Я ответил на поцелуй как сумел, этому же учиться не нужно. Бормочу, что я тоже счастлив, и мы все целуемся и целуемся, а полушубка я так и не снял. Плохо соображаю, что это со мной происходит. Столько ждал этого момента, так мечтал, а теперь, на самом деле, все гораздо сильней, лучше!

Нина кладет мне голову на плечо, еще раз целует, прижимает к себе и отпускает. Показывает — вот большой железный шкаф. Туда можно спрятать полушубок, а то и спрятаться самому, если неожиданно придет кто-то посторонний. Я все хорошо и сразу понимаю; нам ведь нельзя бросаться в глаза, это было бы очень плохо и для Нины, и для меня, для нашей любви. И мы договариваемся о «сигналах». Уронить камень, например, подходя к двери, так чтобы Нина могла услышать. И если воздух чист, Нина мне откроет, а если дверь останется закрытой, значит, они с Нелли не одни.

Нелли тем временем заварила свежий чай, и мы сидим за столом совсем рядом, держась за руки. Не могу описать свои чувства, я просто счастлив, очень счастлив, ужасно счастлив!

Да, это любовь; двое нашли друг друга, нашли в непростой ситуации, когда надо прятать любовь, не то все кончится, еще по-настоящему не начавшись. Ведь я военнопленный, а Нина добропорядочная украинская гражданка. Но я так переполнен чувством, что рад бы закричать на весь мир: я люблю Нину, я нашел мою любовь, мою первую любовь! Все же мне, слава Богу, хватило благоразумия остановиться. И я даю себе слово, не делать ничего, что повредило бы Нине. Если бы я был сейчас свободным человеком, я бы ни за что не отпустил Нину, а на самом деле что? Страх, что о нас узнают. Слава Богу, у меня есть Макс, а у Нины — Нелли. И как же быть дальше? Сначала посмотрим, как нам устроить следующую встречу, при Нинином графике это не так просто…