Александр Таланов - Качалов

Наконец находит он дом № 77. Вход во двор длинный, арочный. Хотя совсем не похожий на величественную аркаду гимназии, но также могущий навеять фатальные слова гороскопа. Очень уж обреченный вид у таких старых петербургских домов, ворот и подворотен.

А вот и дверь с медной дощечкой:

Артист Императорского Александрийского театра

МОДЕСТ ИВАНОВИЧ ПИСАРЕВ

С решимостью человека, у которого нет иного исхода, студент дернул ручку звонка-колокольчика. Дверь открыл рослый мужчина в нарядном бухарском халате.

— Модест Иванович?

— Я!

— Разрешите представиться: Шверубович. С просьбой…

— Догадываюсь какой… Не тратьте слов зря. Пожалуйте!

Хозяин квартиры, видно, привык к званым и незваным гостям. Широким жестом он приглашает войти в кабинет, который, судя по тахте, служит и спальней. Рядом комнатка, заставленная полками с книгами. Большой стол в кабинете тоже завален книгами и рукописями, даже кресла заняты исписанными листками бумаги.

Первое впечатление: тут обиталище холостяка, вероятно — литератора. Нет, Писарев женат, однако с женой, известной актрисой Стрепетовой, разошелся. Литературные занятия ему впрямь не чужды: он отлично подготовил издание пьес А. Н. Островского.

Студент молча глядит на хозяина дома. Так вот каков он, друг и покровитель любителей сцены, особливо из учащейся молодежи. Писаный красавец с открытым, добрым лицом. Недаром слава о нем: человек широкого сердца. Богато и разносторонне одаренный природой и сам щедрый к людям. Любит радости жизни, однако умеет радоваться и чужим успехам, а это в театральной среде редкость.

Хозяин дома бросает на гостя заинтересованный взгляд. Немало прошло перед ним молодых людей, жаждавших стать жрецами «святого искусства». Обычно горение их остывало быстро, или они оказывались неспособными для служения искусству. Талантливые люди встречались не часто, и распознать их сразу не удавалось. Поначалу все различались лишь степенью наивных надежд.

Студент, сидевший напротив, смущался и, конечно, говорил о неугасимой приверженности к сцене. Сколько раз приходилось выслушивать эти слова! Тем не менее что-то выделяло его из обычных искателей театрального счастья.

Внешность у него привлекательная, хотя слово «красивый» не приложимо. Простая тужурка на статной фигуре сидит ловко, почти щегольски. Движения естественны и пластичны. Близорукость не мешает выразительности глаз. Светлые волосы оттенка трудно определимого, как лунный свет.

Удивительней всего голос. Мягкий. Глубокий. Певучий. Сколько в нем интонаций!

— Непременно хотите стать актером? — улыбнулся Писарев.

— Хоть только любителем, лишь бы играть. Очень прошу: проверьте — как я читаю?

— Чтобы судить о таланте, этого недостаточно. Надо посмотреть на сцене, в спектакле.

— В Петербурге я всего второй год и пока…

— Столицу завоевать не успели. Ну что ж, попытаюсь помочь. Попрошу Сидорова принять вас в его кружок за Невской заставой. Потом заеду туда, погляжу, на что вы годны. Вдруг окажетесь новоявленным Каратыгиным…

Добрая улыбка Писарева, его записка с краткими словами рекомендации, обещание посмотреть на сцене окрыляли надеждой. Высоко, далеко уносят могучие крылья надежды! Но будущий Каратыгин, ощущая их за спиной, летел пока лишь за Невскую заставу к некоему Сидорову.

Руководитель кружка пробежал глазами рекомендацию артиста императорского театра, внимательно оглядел его протеже и решил без проволочек:

— Господин Шверубович, в мольеровском «Скупом» будете исполнять роль Валера.

Стоит ли описывать восторг провинциального любителя, получившего право играть на столичной сцене. Настоящая роль! В классической пьесе! Разве это не счастье для человека, мечтающего стать актером?

Отныне студент Шверубович все вечера проводит на репетициях в сидоровском кружке. А днем по-прежнему слушает лекции в университете.

Наука и искусство вступили в решительный спор.

…Проходит немного времени. Валер — Шверубович неизменно вызывает восторг публики. Что это — настоящее признание таланта? Или только выражение простых чувств невзыскательных зрителей?

Всякий раз через «глазок» в занавесе он разглядывает зал. Студенты, курсистки, рабочие ближайших заводов, приказчики, какие-то старички и непременные посетители всех зрелищ — подростки. Кого только нет в крошечном помещении! Отсутствует лишь тот, кто должен объявить свое решающее «да — нет».

Неужели известный артист позабыл свое обещание посмотреть, как играет на сцене студент Шверубович?

Тот, кого столько ждали и уже отчаялись увидеть, наконец, появился. Нетрудно догадаться, что заставило Писарева отправиться на городскую окраину и смотреть скучный для него спектакль. Прежде всего правило, присущее, к сожалению, не всем: исполнять свое обещание, даже если дано оно невзначай. А в данном случае обещание было отнюдь не случайным. И дано было не с целью отвязаться от назойливого посетителя из числа тех, что испокон веков тянутся к людям искусства.

Артист-педагог чутко распознал, что творилось на сердце студента-любителя, с какой силой тянулся он и в то же время сопротивлялся неодолимой стихии театра. В молодости ему самому пришлось испытать нечто подобное: и в его сердце вот так же стучался театр.

А голос? Такой пленительный, богатый тончайшими интонациями голос может быть только у человека талантливого. Никак нельзя пройти мимо, остаться равнодушным к его творческому пробуждению.

Тучный, грузный, крупный, Писарев негаданно появился на спектакле «Скупой». В зале радостное удивление — обычное отношение людей, непричастных к искусству, при виде любимого артиста без грима. За кулисами тревожная радость — тоже обычное состояние актеров, когда старший товарищ наблюдает и судит их игру.

Вряд ли кто-либо, кроме дрожавшего от страха Валера — Шверубовича, догадался, почему в тот вечер маститый артист оказал столь великую честь кружку Сидорова. А уж когда по окончании представления его характерную фигуру увидели в тесной уборной, где разгримировывались и переодевались актеры, там началась почти паника. И подобно разорвавшейся бомбе прозвучали его слова, обращенные к Шверубовичу:

— У вас несомненное дарование. Учитесь, играйте! Если понадоблюсь, всегда к вашим услугам. Хотите, буду с вами заниматься. А пока играйте!

Это походило на благословение. Долгожданное. Необходимое. Давшее право на жизнь в искусстве.

Самые льстивые астрологи не предрекли бы участникам этой вечеринки, что имена их на театральном небосклоне когда-нибудь засияют яркими звездами. Впрочем, говорят, счастье не ведать своей судьбы, даже если в будущем засверкают алмазы удачи.