Тензин Гьяцо - Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай Ламы XIV

Национальная ассамблея могла проводиться в трех формах - в наиболее маленькую, которая заседала, практически, непрерывно, входило восемь официальных лиц из Йигцанга и Цекханга, вместе с некоторыми другими высшими официальными лицами и представителями трех крупнейших монастырей близ Лхасы, всего около 20 представителей. Это было ядро Ассамблеи, которое могло разрастаться до примерно 30 членов при рассмотрении особых проблем. А для наиболее важных дел, таких как утверждение нового воплощения Далай Ламы, собиралась полная сессия Ассамблеи, включавшая около 400 членом, всех официальных и неофициальных уровней.

Вне монастырей наша социальная система была феодальной. Существовало неравенство имущества между владевшей землей аристократией, на одном конце, и беднейшими крестьянами - на другом. Продвинуться в класс аристократии было крайне трудно, но не невозможно. Например, солдат мог получить титул и землю на храбрость, а и то и другое было наследственным.

Но, с другой стороны, продвижение к высшим позициям и должностям в монастырях было демократическим. Мальчик любого сословия мог попасть в монастырь, и его прогресс зависел от его способностей. В действительности, можно сказать, что институт воплощения высших лам имел демократическое влияние, поскольку ламы зачастую предпочитали родиться в скромных семьях, как, например, 13-й Далай Лама. Таким образом, выходцы из нижних слоев населения, как, например, я сам, могли находиться на самых высоких позициях в монашеском мире (я использую здесь, с некоторым колебанием, прошлое время, потому что Тибет сейчас оккупирован и трудно сказать в данный момент, Китае из наших институтов еще существуют, а какие уничтожаются).

У монастырей были свои ремесленники для монастырских нужд, и в какой-то степени они занимались торговлей. У некоторых монастырей были большие наделы земли, у некоторых - средства, которые они могли инвестировать. Но у других монастырей не было ни ого, ни другого. Часто монастыри получали дары. Некоторые действовали как ростовщики, а иные при этом предлагали такие проценты, какие я не стал бы одобрять. Но в целом они не были экономически самодостаточными. Многие из них более или менее зависели от субсидий, главным образом субсидий пищи от правительства. Именно по этой причине правительство хранило такие запасы зерна, чая и масла, а также ткани в складах Поталы, а также в других местах. Конечно, эти субсидии изымались из налогов и рент мирян.

Я упомянул солдат. У нас была армия, но очень маленькая. Ее главная задача была охранять границы и останавливать иностранцев, не имевших разрешения войти в страну. Эта армия также составляла и нашу полицию, за исключением Лхасы и монастырей, которые имели собственную полицию. В Лхасе армия добавляла военный оттенок церемониям и выстраивалась в линию по маршруту, когда я выезжал из дворцов. С этим связана любопытная история.

Около 50 лет назад, когда у нас были проблемы с китайцами, мой предшественник решил модернизировать армию, используя иностранных инструкторов. Никто не мог сказать, какая армия была наилучшей, чтобы стать образцом, поэтому он один полк тренировал с помощью русских, один - японцев и один - англичан. Британская система оказалась наиболее подходящей, поэтому в конце концов вся армия была организована по британскому образцу. Британские инструкторы оставили Тибет более чем поколение назад, но, поскольку в нашем языке не так много военных слов, вплоть до 1949 года в армии продолжали использоваться британские команды, и среди тибетских маршей, которые играли военные оркестры, были такие мелодии, как "It's а Long Way to Tipparary", "Auld Lang Syne" и "Боже, храни королеву". Но слова этих маршей, если кто-то из тибетцев их и знал, были забыты много времени назад.

Однако не хотелось бы создать впечатление, что наша армия была совершенно анахронистической или абсурдной. Она никогда не модернизировалась в смысле механизации, поскольку это было невозможно, она была слишком мала для защиты нашей большой страны против агрессии, но для своих ограниченных целей она являлась вполне эффективной, и солдаты ее были храбры.

Я думаю, всякий, кто интересовался Тибетом, мог читать о жизни в Лхасе, поскольку большинство иностранных путешественников, посещавших Тибет, стремились именно в Лхасу и писали книги о ней, поэтому здесь мне не нужно вдаваться в подробности. Они описывали почти непрерывный поток праздников и церемоний, с начала года до его конца, описывали праздничные приемы, которые устраивали богатые люди, описывали их красивые платья с многочисленными украшениями, священные обходы по круговой дороге, именуемой "линкор", и пикники на реке в летнее время, которые были, наверное, для всех наиболее излюбленным времяпрепровождением. На самом деле путешественники имели возможность описать эти вещи гораздо подробнее из своего опыта, чем я, поскольку, разумеется, в большинстве из них я сам не принимал участие.

Если я принимал участие в чем-либо, то естественным образом я становился центральной фигурой любой церемонии, и вся сущность церемонии превращалась в почитание, которое люди мне оказывали. Поэтому, когда я хотел посмотреть на церемонии, в которых не принимал участие, например религиозные танцы в Потале или театральное представление в садах Норбулинки, я наблюдал из-за занавешенного окна, чтобы никто меня не увидел.

Но я хотел бы добавить одно общее замечание к рассказам путешественников. Мы, тибетцы, любим представления или церемонии, будь то религиозная или светская церемония, и любим всякого рода церемониальные элегантные одеяния, но, что как черта национального характера, может быть, еще важнее, мы любим шутку. Я не знаю, всегда ли мы смеемся над тем же, над чем и люди Запада, но мы почти всегда находим что-нибудь, над чем можно посмеяться. Мы люди, которых жители Запада назвали бы легкомысленными и беззаботными по природе, и наш юмор оставляет нас только в самых отчаянных ситуациях.

Однако Лхаса была единственным местом, где социальная жизнь была настолько развита. Вне города и в немногих остальных городках и монастырях материальная жизнь народа была очень похожа на жизнь крестьян в других уголках мира, за исключением степени ее изоляции. Расстояния были громадны, и не было сообщения, за исключением посыльных, двигавшихся пешком, либо на спине лошади. Климат в горах весьма суров, и большая часть почвы бедна, поэтому население было редким, а жизнь одинокой и чрезвычайно простой.

Большинство жителей отдаленных мест Тибета никогда не были в Лхасе и даже никогда не встречали кого-то, кто побывал там. Из года в год они пахали землю и выхаживали своих яков и других животных, и никогда не видели и не слышали, что происходило в мире за пределами их горизонта. Я думаю, что таких людей много не только в Тибете, но и во всех других бедных странах в мире, какая бы ни была у них система управления.