Тензин Гьяцо - Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай Ламы Тибета.

Из всех празднеств мне больше всего нравился фестиваль оперного искусства, который начинался в первый день седьмого месяца каждого года и продолжался неделю. Он включал в себя представления, которые давали труппы танцоров, певцов, музыкантов и актеров со всего Тибета. Представления проходили на вымощенной площадке, у внешней стороны Желтой Стены. Сам я наблюдал представления из временной ложи, сооруженной наверху одного из зданий, примыкающих к стене с внутренней стороны. В числе зрителей были все члены правительства со своими женами, которые пользовались случаем посостязаться между собой в украшениях и нарядах. Однако соревновались друг с другом не только придворные дамы. Случай покрасоваться представлялся также и уборщикам в Норбулингке. В дни перед праздниками они тратили много времени и энергии, чтобы одолжить и взять напрокат одежду и украшения, предпочтительно коралловые, в которых должны были показаться публике. Их момент наступал, когда они выносили вазы с цветами на конкурс садоводов, который проводился во время этого фестиваля.

И никогда не забуду одного из моих уборщиков, появлявшегося в особенной шляпе, которой он безмерно гордился. У этой шляпы был длинный, красный шелковый султан, и он артистично драпировал этот султан вокруг шеи и плеч.

Публика тоже приходила посмотреть на представления, хотя, в отличие от правительственных чиновников и аристократии, у нее не было особых мест для сидения. Люди шли не только на просмотр представления, но также для того, чтобы подивиться на вельмож в их церемониальном убранстве. Народ также пользовался возможностью обойти вокруг Желтой Стены с молитвенным барабаном в руке. (Молитвенный барабан представляет собой цилиндр, в котором находятся молитвы, и его вращают, читая при этом мантры).

Приходили не одни только жители Лхасы; но и высокие, задиристые кхампинцы с востока с длинными волосами, экстравагантно завязанными красными лентами; непальские и сиккимские торговцы с юга; и, конечно же, мелькали щуплые фигурки крестьян-кочевников. Люди от души предавались забаве — тибетцы на это большие мастера. Мы большей частью совсем простые люди, которые ничто так не любят, как хорошее зрелище и добрую вечеринку. Даже некоторые монахи участвовали в веселье, хотя тайком и переодевшись.

Это было такое счастливое время! В период представления люди сидели и разговаривали: песни и танцы были настолько знакомы, что они знали все эпизоды наизусть. Почти все приносили закуски, чай и чанг, приходили и уходили как кому вздумается. Молодые женщины кормили грудью своих младенцев. Дети бегали туда-сюда со смехом и воплями, останавливаясь только на секунду, чтобы вытаращить глаза на выход нового исполнителя, одетого в фантастический красочный костюм. При этом каменные лица одиноко сидевших стариков просветлялись, а старухи на мгновение прекращали свою болтовню. Затем все продолжалось, как и раньше. И все это время солнце проливало на нас свои щедрые лучи, а горный воздух кругом был чист и свеж.

Единственно, когда можно было быть уверенным в полном внимании всех присутствующих — это во время исполнения сатир. Тогда актеры появлялись одетые как монахи и монахини, вельможи и даже как государственные оракулы и высмеивали известных деятелей.

Одним из других важных праздников, проводимых в течение года, был праздник Махакалы, который приурочивался к восьмому дню третьего месяца. В этот день официально начиналось лето, и все члены правительства переодевались в летнюю одежду. Именно в этот день я переселялся из Поталы в Норбулингку. В пятнадцатый день пятого месяца проводился "Дзамлинг Чисанг", Всеобщий День Молитвы, который отмечал начало продолжавшегося неделю праздника, когда большинство жителей Лхасы, которые не были монахами, монахинями или членами правительства, поселялись в палатках на равнине за Лхасой, чтобы проводить время в пикниках и других совместных развлечениях. Я совершенно уверен, что некоторые люди, которые, казалось бы, никак не должны были участвовать в таких вещах, все-таки участвовали, но тайно, переодевшись. Затем, - в двадцать пятый день десятого месяца, день смерти Цзонхавы, великого реформатора буддизма в Тибете и основателя традиции Гелугпа, проводилось особое празднество. Оно включало в себя факельные шествия и зажжение бесчисленных масляных светильников по всей стране. Это событие также знаменовало официальное начало зимы, когда чиновники переодевались в зимние одежды, а я с неохотой перебирался обратно в Поталу. Я мечтал о том времени, когда буду достаточно взрослым, чтобы последовать примеру своего предшественника, который, приняв участие в этой процессии, обычно возвращался в Норбулингку, предпочитая ее Потале. В году было также и несколько светских мероприятий, например, лошадиная ярмарка, которая проводилась в течение первого месяца. Также особое время года наступало осенью, когда кочевники приводили яков, чтобы продать их мясникам. Для меня это было всегда очень печальное время, Я не мог перенести мысли о том, что эти бедные создания идут на смерть, и когда только замечал, как их ведут на базар позади Норбулингки, всегда старался купить, посылая кого-нибудь действовать от моего имени. Таким образом, я мог спасти им жизнь. Спустя годы мне представляется, что я должен был избавить от гибели, по крайней мере, десять тысяч животных, а, возможно, и намного больше. И думая об этом, я понимаю, что тот несусветный озорник все же сделал что-то доброе.

В день накануне оперного фестиваля летом 1950 года я как раз выходил из ванной комнаты в Норбулингке, когда почувствовал, что земля под моими ногами заколебалась. Был поздний вечер, и я, болтая с одним из слуг, умывался перед сном. Удобства тогда были расположены в небольшом строении в нескольких ярдах от моего жилища, так что я находился вне здания, когда это произошло. Сначала я подумал, что у нас случилось еще одно землетрясение, так как Тибет подвержен сейсмической активности. И в самом деле, войдя вовнутрь, я заметил, что несколько картин висят криво. Сразу после этого вдали послышался оглушительный грохот. Я выскочил наружу, а за мной несколько уборщиков. Пока мы вглядывались в небо, последовал еще один удар и за ним еще один. Это было похоже на артиллерийский залп — что, как мы предположили, было причиной шума и вибрации: такого рода испытания проводились тибетской армией. Всего последовало тридцать-сорок взрывов.

На следующий день мы узнали, что это были совсем не военные испытания, а на самом деле, природное явление особого характера. Некоторые люди сообщили даже, что видели странное красное зарево в небе в том направлении, откуда исходил шум. Постепенно выяснилось, что его видели по всему Тибету: и в Чамдо, около 400 миль на восток, и в Сакья, 300 миль к юго-западу. Я слышал даже, что это явление наблюдали в Калькутте. Когда масштабы такого странного события стали осознаваться, люди, естественно, начали говорить, что это было больше, чем простое землетрясение: это было предзнаменование.