Михаил Колесников - Миклухо-Маклай

— Не пойму, зачем вы рветесь на Новую Гвинею? — сказала она.

— Это слишком долго и скучно объяснять.

— А Ахмата вы берете с собой?

— Да. Ахмат — папуас. Его родина — Новая Гвинея. Я подозреваю, что там, может быть, именно на побережье Папуа-Ковиай, до сих пор живут его родители.

— Но ведь папуасенка вам подарил султан Тидорский?

— Султан Тидорский — большой негодяй. Хоть он и назвал наследного принца моим именем…

— Не понимаю. Малайский султан обласкал вас, одарил, а вы называете его негодяем. Это несправедливо. Мы ничего дурного о нем не слышали.

— А я слышал. И очень много. Ахмат разлучен с родителями, украден! Вы знаете, что такое хонгии?

— Не совсем…

— Хонгии — это разбойные набеги малайских султанов на папуасские селения. Как мне довелось услышать, вооруженные шайки Тидорского, Тернатского и других малайских султанов высаживаются на побережье Новой Гвинеи, сжигают папуасские деревни, захватывают мужчин, женщин и детей и продают их в рабство на плантации. Так был украден Ахмат. И очень печально, что некоторые папуасские радьи, соблазненные подачками, помогают малайцам.

— Чудовищно! Никогда не поверю… Если бы Лаудон знал!..

— Он узнает. Я отправляюсь на фрегате «Кумпан», кстати, и для того, чтобы составить подробное донесение генерал-губернатору по этому вопросу. Буду рад, если слухи останутся всего лишь слухами.

— «Кумпан» отправляется через несколько дней в Ачин. Муж не возражает, чтобы вы приняли участие в этой экспедиции, — сказала она.

Миклухо-Маклай побледнел:

— Это решено? На Суматру? Для подавления восстания?…

— Да. Я понимаю вас. Не пытайтесь даже отговаривать господина Лаудона. Ваши слова не произведут на него ни малейшего впечатления. Для него решается древний гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?» Он отвечает за «спокойствие во владениях».

Пожалуй, она права…

— Передайте господину Лаудону, что от подобной «экспедиции» я наотрез отказываюсь! Я сумею и сам выбраться на Новую Гвинею. Ахмат!..

Прибежал Ахмат, который в соседней комнате развлекал девочек, проделывая разные фокусы с южноамериканской обезьяной.

— Ахмат! Собери вещи. Мы немедленно уезжаем отсюда.

— Куда, Маклай?

— В страну без фраков и белых перчаток! На Новую Гвинею…

Она ласково взяла Маклая за локоть:

— Вы не забудете меня там, в стране без фраков и белых перчаток, тамо-русс?

Он внимательно посмотрел на нее, поразился бледности ее лица, мертвенной синеве губ и вдруг понял все. Ему сделалось жарко. Но он только сказал:

— Я не забуду вас…

Уже на пароходе «Король Вильгельм III», отправлявшемся на Молуккский архипелаг, он получил аккуратный сверток из Бейтензорга. В свертке оказался портрет госпожи Лаудон и… дождевое пальто!

На пароходе не пришлось сидеть сложа руки. Здесь началась холера. Умершую женщину выбросили за борт.

В Семаранге, где они остановились на несколько часов, также свирепствовала эпидемия. Ни один из пассажиров не осмелился съехать на берег. Говорили, что почти все европейцы умерли. Смерть наступает через три-четыре часа.

Доктор Джемс, обследовав Маклая, сказал:

— Если холера вас не возьмет, то вы все равно долго не протянете. Невралгия, печень и вообще целый ларец Пандоры всяческих болезней. Настоятельно советую вернуться в Европу или же отправиться в Австралию.

— Только на берег Папуа-Ковиай!

Наняв в Гесире туземную лодку — урумбай, Миклухо-Маклай отправился к берегам Новой Гвинеи. Это было опасное плавание. Гремящие валы играли урумбаем, как щепкой. Каюту залило водой. А ветер все крепчал. Рулевые совсем обезумели от страха. Один из них упал на колени и стал молиться, вместо того чтобы делать свое дело. Маклай выхватил револьвер и приставил его к уху труса:

— Завтра можешь молиться, а теперь, если не будешь править как следует, я тебе всажу пулю в лоб!

Угроза возымела действие. Рулевой кинулся исполнять свои обязанности.

Ахмату хоть и было страшно, но он ни на шаг не отходил от своего русского друга.

Новая Гвинея! Может быть, там Ахмата ждут мать и отец… Как разыскать их на огромном побережье, в непроходимом лесу? Но Маклай все может… Он храбрый и сильный, сильнее любого матроса с «Изумруда»! Обезьянка верещала от ужаса, а Ахмату было весело: он ехал домой.

3 марта 1874 года Маклай высадился на побережье Папуа-Ковиай. Папуасы и проводники построили ему на мысе Айва хижину. Здешние туземцы уже были «тронуты» цивилизацией: требовали джин и ром, отказывались от всего остального. Женщины без всякого стеснения приходили в хижину, беспрестанно болтали и просили иголок. Вскоре возле хижины возникло целое поселение папуасов, которые полагали, что по соседству с Маклаем они будут в полной безопасности (они не без оснований побаивались нападения своих давних врагов — туземцев из бухты Бичару).

Маленький Ахмат сразу же заболел. Хина не помогла. Мальчик кашлял, жаловался на грудь и звал мать. Звал на русском языке.

Еще от радьи Айдумы ученый слышал, что будто бы внутри страны по реке Утан живут пигмеи-людоеды. Мозг человека кажется им особенно вкусным. Маклай решил отправиться в горы Камака и Лоха-кии, а по пути следования наводить справки о родителях Ахмата,

Ахмату становилось все хуже и хуже. Он уже не говорил, без посторонней помощи не мог приподнять голову. «Не могу решиться оставить его в таком положении, — записал Миклухо-Маклай. — Отложил поэтому отъезд до послезавтра».

Но и послезавтра не принесло ничего нового: «Мне его очень жаль, но взять я его не могу, а терять далее время не следует».

Стирая слезы с усов и бороды, Миклухо-Маклай отправился туда, куда звал его научный долг. Присмотр за Ахматом он поручил надежному человеку, оставил большой запас продуктов и хины, хотя и понимал, что мальчик скоро умрет, так и не повидав своих родителей.

Больной пришел в сознание, тоскливым взглядом посмотрел на своего приемного отца и неожиданно сказал по-русски:

— Иди, Маклай! Я не умру…

И Маклай покинул мыс Айва. Он плыл на урум-бае, продирался сквозь заросли, ножом прокладывал дорогу к таинственному горному озеру Камака-Вал-лар. Лихорадка по-прежнему трепала его. Но он шел и шел. Рассказы о нападении горцев на жителей побережья, об убийствах не пугали его. «Папуасы здесь готовы убить человека из-за пустой бутылки или старой тарелки», — говорили ему. Но он каждый раз отправлялся в горы без оружия и без конвоя. Таков был обычай Маклая.

«О жителях Папуа-Ковиай ходили между малайцами ужасные рассказы, их считали людоедами; уверяли, что они нападают на приходящие к берегу суда, грабят, убивают, поедают экипаж и т. п.

Все эти страшные рассказы малайцев о разбойничестве и людоедстве жителей берега Папуа-Ковиай и побудили меня избрать именно эту местность, так как я надеялся встретить там чистокровное папуасское население», — записал он.