Владимир Околотин - Вольта

Разве не удивительны эти находки медика? Он вслепую, руководствуясь интуицией и подражая физикам, не только собрал нужную схему, но с её помощью доказал электрическую природу мышечных сокращений, «даже подметил условия и как бы некоторые законы, которым они повинуются».

Третий подвиг Гальвани — обнаружение электричества, вырабатываемого двумя разнородными металлами. Болонец еще в 1786 году думал именно так, ибо называл свой опыт «экспериментом с металлическим электричеством». Увы, сбитый с толку модными словами о животном электричестве, Гальвани уже через месяц пристроился в хвост «авторитетам» и уже стоял на своем до самой смерти, увы, столь близкой. Нет, чтоб послушаться увещеваний Вольты: тот самостоятельно понял, доказал и убедил весь мир, что два металла могут давать электричество, что Гальвани обронил ключ от замка. Вольте нелегко далась эта кампания по просвещению заблудших, но он добросовестно выполнил свой труд.

За девять месяцев 1792 года Вольта написал 15 (!) различных документов на эту тему (докладов, статей и писем). Еще в январе никакого шума не было, Вольта буднично отчитывался перед начальством в получении по почте четырех карт Англии, измерителя степени усиления биноклей, маленьких химических весов с деревянными чашечками разной формы.

И февраль традиционно ушел на подведение итогов теперь уже 47 прожитых лет. В марте Вольта традиционно стонал в письмах, повторяя: «О, Парис! Как бы я был с ней счастлив! О боже, сколь горька судьба моя!», а в промежутках не упускал возможности сообщить Маруму, что по Морво воздух расширяется не совсем равномерно по мере нагревания, но он, Вольта, мог бы гарантировать рост объема в 1/220 на градус Реомюра или 1/275 на градус стоградусной шкалы. Уже после Вольты Рено получил 1/326, а Гей-Люссак — 1/267, но сегодня известна точная цифра, 1/273, так что в заочном соревновании ученых Вольта оказался победителем.

В марте Вольта принялся повторять опыты Гальвани, так что уже в апреле смог написать письмо к одному из ученых — профессору Вассали, и поделиться впечатлениями, а потом и другому, по фамилии Баронио, передав текст верному другу Луиджи Гаспару Бруньятелли, профессору химии того же Павийского университета, чтобы тот срочно напечатал в своем «Физико-медицинском журнале». С этого письма к Джузеппе Баронио, врачу миланского госпиталя, и началась историческая серия публикаций Вольты о животном электричестве. Серия, ставшая практически последней в многотрудном и долгом пути ученого…

Вольта миролюбиво воспевал удачу болонца, он признал новизну чуть ли не всех утверждений. Какая деловая здоровая ситуация: медик открыл, электрик чуть уточнил и подтвердил. 5 апреля Евсебио Валли тоже напечатал статью с подтверждением результатов Гальвани, но уже на лягушках, умерщвленных необыкновенными способами. И там же сообщил, что «один из первых авторитетов в области электричества, гений между физиками Вольта весьма усердно занят тем же». Одно отличие: у Вольты получался на нервах минус, а на мышцах плюс, хотя у Гальвани наоборот.

Ответ не заставил себя ждать. Через месяц, в мае, Гальвани ответил, похвалив новые измерения, но настаивая на своем. «Существование животного электричества неопровержимо доказано, долг каждого заключается в признании этого факта. У меня нет возможности далее углублять эту тему. С непременным уважением». Каков афронт! Можно сказать, оплеуха в награду за поклон.

Конечно, Вольта потратил на опыты месяц, а Гальвани сто тридцать месяцев, но ведь судить надо по результатам, а не по затратам времени и труда. Помогло забыть огорчение дружелюбное письмо из Женевы. Добрый знакомый Гораций Соссюр просил помочь: «Довольно долго от Вас, месье, не было новостей. Я отправил моих детей в поездку по Италии, это месье и мадам Неппер, мои зять и дочь. Я беспокою Вас, рекомендуя их, и убедительно прошу представить путешественников профессору ботаники, которого я не имею чести знать, если это не месье Витман, страстно любящий свой предмет. Говорят, Вы закончили новый опыт по расширению нагреваемого воздуха, и я был бы счастлив прочитать о нем».

Да, опыт закончен, и Соссюру придется поучиться у Вольты. Но Соссюр совсем оторвался от дел, когда принялся бродить по горам с геологическим молотком в руках, лет пять назад передав кафедру своему ученику Пикте. Монах-валломброзианец Витман уж двадцать лет как учит в миланской школе Брера. Впрочем, все мы не молодеем, вздохнул Вольта.

Жизнь текла двумя потоками. В одном, привычном, Луиджи Бертолетти прислал из Милана ящичек с колокольчиком и стеклянной трубочкой, укоряя, что единицей длины должна стать канна (примерно два метра). Но Вольте было не до вселенских забот: взбешенный, он как раз писал канонику Петиросси, что брак с Парис лопнул и что Луиджи все же прав, когда говорит, что «и тысячи римских скуди не хватит, чтобы жить в столице и ни в чем себе не отказывать». Как лицемерила мать Парис: «…даже фруктами полакомиться нет средств»!

А в письме к брату добавлял: «Монсеньер каноник теперь снова потребует начать с визитов и комплиментов, а вы с ним будете решать, одобрить мой выбор или нет, а потом ждать, разрешит ли дон Джироламо дель Перо? Марианна готова была пожертвовать собой за тысячу в месяц, а вдруг новой кандидатке потребуется та же сумма?»

Но рядом со старым ширился другой поток, бурный и крепнущий, бегущий по новому, «гальваническому» руслу. Здесь тоже забот хватало, но как много свежего и нового. 5 мая в своем университете Вольта произнес речь о животном электричестве и сразу передал текст Бруньятелли для печати. Желающих послушать набрался весь, актовый зал: еще бы, слухи о сенсационных опытах Гальвани разлетелись, да и сам Вольта, большой мастер публичных демонстраций, покажет что-то новое — говорят, ему уже лягушек наловили бочонок.

Вольта радостно вышел перед аудиторией, говорил горячо и взволнованно, получая удовольствие от того, о чем и как говорит. Ведь не каждый день и далеко не каждому ученому выпадает честь попасть в самый эпицентр поистине эпохальных событий.

Вольта рассказывал об электризации поглаживаемых им кошек, разбрызгиваемой жидкости, поднимающихся к тучам паров воды. И еще услышал притихший зал, что холоднокровные лягушки не так легко поддаются смерти, как теплокровные мыши, телята и мы, люди. А в каждом индивиде разная сила жизни, и ради науки испробованы разные виды умерщвления: голод, усталость, нагрев, раны и мучения, много слабых разрядов или один сильный, удушение газами и отравление ядами.

Под занавес уточнил Вольта маленькую новинку: Гальвани непременно разрезал лягушек, а он смог обойтись без скальпеля. Если поясницу лягушки покрыть фольгой из олова или меди, к ножке приложить ключ, монету или ложку из другого металла, например серебра, и замкнуть фольгу на серебро, то лапки начинают особенным образом дрожать, брыкаться и подскакивать.