Нина Луговская - Хочу жить! Дневник советской школьницы

Сегодня он смело и откровенно объяснил на собрании свое поведение; смысл его слов был следующий: «Я объясняю причину своего поведения тем, что мне скучно на уроках… поэтому я себя так веду… я, конечно, мог не мешать другим, но… пока еще ничего не могу с собой сделать». Я видела, как ему трудно было говорить это всему классу, который (он знал это) его не понимает и который сам он глубоко презирает. Он выдавливал жесткие откровенные слова, и стало совсем тихо, когда он говорил. Краска то заливала его лицо, то он становился вдруг совсем бледным и опять краснел, даже шея темнела, и зло вскидывал глазами. Это мне тоже в нем нравилось, хотя я злорадствовала в душе: по-видимому, по отношению к нему у меня борются два чувства – симпатия и зависть.

Будет ли время, когда мне не надо будет бояться и стыдиться своих лет? Не знаю. Ляля говорит, что нехорошо драться и ребячиться, как я это делаю. Она права отчасти – ведь мне восемнадцать лет, но я нахожусь в среде детей. Да нет, у меня нет оправданий, и все же я права. В школе я должна находиться в постоянном аффекте, в постоянно возбужденном, наигранном состоянии, чтоб не скучать и не беситься от навязчивых мыслей о своих годах и способностях. Ирина как-то сказала, что эта наигранность и некоторая неестественность заметны во мне, что я смеюсь и веселюсь, а мне вовсе не смешно. Но в школе я ни минуты не должна находиться в покое и молчании, я постоянно ищу, где бы посмеяться, с кем бы подраться, с кем пошутить или поговорить. И занятая мыслью убежать от своего «я», уже не замечаю и не интересуюсь, хорошо или плохо то, что я делаю, и какое впечатление это производит на окружающих.

У меня есть оправдание, оно сильнее всех мнений и осуждений. Я не хочу страдать и мучиться хотя бы в школе. Я, право, похожа на бешеную, появляюсь то там, то тут, нигде не посижу, не уставая смеюсь и дурачусь. Потом вдруг стану хмурой и сумрачной, чтобы в следующую минуту бузить опять. Странно, куда я ни посмотрю, всюду встречаю улыбающийся взгляд и смех. И это доставляет удовольствие; бывало, сидишь вполоборота и осматриваешь ряды учеников, и такими близкими, но и непонятными кажутся эти так хорошо знакомые лица. И все они вызывают какое-то теплое чувство дружбы и симпатии, особенно в последнее время, со всяким хочется поговорить и пошутить.

Еще один год улетел из моей жизни, такой же маленький, незаметный и ненужный больше, о нем ни воспоминать, ни думать не хочется. Да и зачем? Я гляжу вперед, и только вперед. Все прошлые неудачи заставляют меня исправляться, но уже не мучиться, ведь на ошибках учатся. Это, так сказать, предисловие к Новому году, нельзя же его хоть этим не отметить. Двадцать девятого был последний день занятий, а вечером школа устраивала елку. Я еще была полна мыслями о ребятах и школьных делах, занятия прошли весело и оживленно.

Я и Муся были в ударе, мы достали ветку елки и украсили ее, а потом угощали всех конфетами и дурили вовсю.

Три слова о Новом годе. Было на нем достаточно оживленно и весело, хотя могло бы быть и лучше. Впрочем, некоторым было, конечно, веселее, а я все-таки чужая была [44], но собой осталась довольна. То ли я изменилась, то ли у меня стал более взрослый вид, но со мной все уже говорили как с равной, и я не чувствовала себя неловко. Я не была одна, Ляля, как и я, плохо знала компанию, и поэтому мы были вместе. Я быстро освоилась с двумя-тремя молодыми людьми и чувствовала себя с ними совсем свободно. Вино сделало нас веселей и общительней, заставило больше смеяться и чувствовать ко всем симпатию. И от всей ночи (утро не считаю) у меня осталось смутное воспоминание о чем-то ласковом, приятном, полным дружелюбия и симпатии. Какие-то намеки на нежность, теплое прикосновение руки, ласковая улыбка, близкий улыбающийся взгляд – все, что не имеет содержания, стоит только это выразить словами. Когда выпьешь несколько рюмок вина, первое новое ощущение – это близость с окружающими, исчезновение тех преград, которые прежде были и на следующий день вновь будут, чувствуешь себя родной и близкой. Кому не приходилось испытывать приятного волнения, похожего на головокружение, от пожатия чьей-нибудь твердой мужской руки; или вдруг почувствовать, как тебя кто-то мягко берет за плечи; или стоять вдвоем в комнате и говорить что-нибудь, глядя в красивое волнующее лицо. Это, может быть, пьяное возбуждение, но красивое и невинное.

Отец – старшей дочери Евгении

«Тесно у вас в Москве, интересно бы посмотреть, как она изменилась за эти два года. Знаю, прибавилось жителей 200–250 тысяч, а как это отразилось на уличном движении, не представляю. Думаю, больше ненужных движений и толкотни за карточками и прочими вещами. Эти очереди и здесь надоели. Я хоть раз-два в месяц становлюсь в затылок, чтобы получить свой фунт сахара, табак и еще муку, но я никак не могу усвоить эту пролетарскую привилегию в жизни. Должно быть, еще не выварился как следует в пролетарском котле. Любопытно бы, конечно, прочитать, что вы видели в деревне со своей экскурсией, да еще с таким ответственным поручением, но письмо от Ляли я так и не получил – не доехало».

«Как вы, за первый семестр сильно устали? Наверное, новая обстановка подействовала на тебя, так что приходится волноваться. Хорошо, что расстались с названием ударного класса. Особенно ты, дружок, не возмущайся, старайся спокойнее относиться к занятиям и сознательно сохранять свои силы, сдерживая себя от волнения и нервности. Этот год в смысле питания будет тяжелым, серьезно нужно отнестись к тому, чтобы экономно тратить запасы физических сил, небогатых как у тебя, так и у всех в этот год. У нас тоже очень голодно, спасаюсь кашей на молоке».

«Спорт, разумеется, лучше, здоровее и разнообразнее дает движение, подвижность, развивает и укрепляет силу. Катание на лыжах и коньках – занятие интересное, но то что вам ежедневно дают зарядку, то это звучит не красиво, не музыкально. Заряжают пушку, ружье, а к людям это непривычно и грубо. Вообще, о ваших воспитателях. Не они виноваты в этом, а система, чрезмерно все грубо, присмотритесь. Словно хотят из людей сделать механическую часть какой-нибудь машины, зарядить и пустить, а ты тут вертись кругом, как бездушная, неодушевленная вещь. Я так давно видел в вашей школе номера физкультурников, на вечере, и мне бросилось в глаза вот эта грубость, отсутствие красоты, пластики. Так же и в цирке делают, но только лучше, а внутреннее содержание жизни цирковых артистов самое отвратительное. А у вас это носит солдатский характер, наверное, и строю вас учат, и винтовку держать».