Аркадий Полторак - Гросспираты

— Вам знакомы инициалы Редера? Скажите, свидетель, это выдержка из дневника боевых действий штаба ВМС?

Шульте-Монтинг.Да, я признаю, что это так.

Но вдруг Редера осенило. Он заявляет трибуналу, что в данном случае не может считать себя виновным, поскольку приказ о коммандос подписан не им, а Гитлером. Самому же Редеру довелось лишь передавать его «в нижестоящие звенья».

Я слушал эти объяснения Редера, и мне казалось, что, будь гросс-адмирал внимате­лен к тому, что происходило в зале суда, вряд ли он стал бы прибегать к такому аргу­менту. Главком флота не являлся просто почтальоном. Он передавал приказы Гитлера своим подчиненным для исполнения, о чем неизменно указывалось в препроводитель­ных письмах.

Кейтель и Иодль повели себя умнее. Эти пробовали уверить суд, что, передавая тот или иной приказ Гитлера и сознавая его преступность, они в заранее обусловленной форме давали понять подчиненным нежелательность исполнения предписанного. В том же духе действовала и их защита. Адвокат германского генерального штаба доктор Латернзер, касаясь приказа Гитлера о расстреле советских военных комиссаров, заявил в суде:

— Главнокомандующие армиями и войсковыми группами или вообще не доводили его до сведения воих частей, или со своей стороны давали распоряжения, которые де­лали невозможным выполнение этого приказа.

Дело здесь не в том, что все это ложь. Важно другое: Кейтель, Иодль и их защита в сущности признали, что и самый факт передачи явно преступного приказа для испол­нения является формой соучастия в совершении военных преступлений. И конечно, Международный трибунал не принял во внимание доводов Редера о непричастности его к расправам с коммандос.

Сторонним свидетелям нацистских преступлений пытался представить себя и другой гросс-адмирал — Карл Дениц. Он—де человек военный и его дело — оперативное руковод­ство войной на море. Он не имел и не хотел иметь никакого отношения к политике на оккупированных территориях. О том, что на этих территориях был установлен терро­ристический режим, что существовали приказы вроде «мрак и туман», он будто бы убе­дился только в ходе Нюрнбергского процесса.

Но Деница опять заставили выслушать документ, который показывает, что напрасно гросс-адмирал так уж обедняет свои функции, суживает диапазон своей деятельности.

Из документа явствует, что 1 июля 1944 года встретились два человека — один из них Адольф Гитлер, другой Карл Дениц. Тот самый Дениц, который ничем другим, кро­ме войны на море, не занимался и не интересовался. Но какой пассаж — на сей раз эти два человека обсуждали нечто такое, что никак не укладывается в проблематику или практику морской войны. Речь шла о том, какие меры необходимо предпринять для подавления стачки в Копенгагене. Любопытно, что даже по такому вопросу Гитлер решил посоветоваться с Деницем. Тогда гросс-адмирал был горд этим. В Нюрнберге же, несомненно, проклинал тот день, когда состоялось такое совещание.

Гитлер и Дениц пришли к выводу, что «единственное оружие, которым борются с террором, — террор». Оба они глубоко были убеждены, что к услугам суда здесь прибе­гать не следует — «судебная процедура — архаизм», и более того, судебные процессы по такому поводу «создают мучеников».

«История показывает, что имена этих людей (т. е. осужденных патриотов. — А. П.) на устах каждого, тогда как молчание поглотит имена многих тысяч, которые потеряют свою жизнь, но без какой—либо процедуры военно-полевого суда».

Так главнокомандующий флотом высказался по сугубо политическому вопросу. Он выступил за то, чтобы людей убивали без суда и следствия, чтобы «забвение» было уделом тех, кто самоотверженно борется против фашизма.

Но Дениц протестует. Он якобы не говорил этих слов. Говорил их Гитлер, а Дениц лишь слушал. Тогда обвинитель спрашивает его:

— Значит, вы не согласны с этим заявлением? Дениц. Нет.

Обвинитель. В таком случае, почему вы разослали этот документ всем оператив­ным отделам?..

Ничего вразумительного подсудимый ответить не может. А обвинитель меж тем упорно добивается:

— Что именно, по вашему мнению, в этом ужасном отрывке... могло представлять ценность... для осведомления ваших офицеров?

Не дождавшись ответа, обвинитель констатирует, что это могло иметь лишь одну цель — возбудить жестокость у флотского офицерства.

Миллионы людей были угнаны с оккупированных территорий на каторгу в Герма­нию. Их использовали на самых тяжелых работах. Вопреки запрещению международ­ного права, они широко эксплуатировались в военной промышленности Германии, на изготовлении оружия, которое потом направлялось против их родины, против их де­тей, их близких. Геббельс, как уже известно читателю, по—своему «обосновал» програм­му принудительного труда, заявив однажды министру юстиции:

— Лучшая мысль — это убить их путем непосильного труда.

Принудительный труд стал одним из средств массового уничтожения миллионов людей.

Человек, который может отдать приказ «топить без всякого предупреждения» тор­говые суда не только воюющих, но и нейтральных государств, «расстреливать людей, спасающихся на лодках», предпочитает тайную расправу в подвалах гестапо открытому судебному разбирательству — почему такой человек должен вдруг остановиться перед какой—то Гаагской конвенцией, запрещающей использование принудительного труда для производства оружия. И он не остановился! Обвинитель предъявляет текст одной речи (Дениц тоже любил, чтобы его стенографировали). Произнес ее гросс-адмирал 17 декаб­ря 1943 года перед командующими соединениями военно—морских сил.

— Я стремлюсь иметь для военно-морского флота столько военных кораблей, сколько возможно для того, чтобы сражаться и наносить удары. Для меня не имеет значения, кто эти корабли строит.

Дениц отлично знал, кого заставляют работать на верфях. В 1944 году в меморанду­ме, адресованном Гитлеру, Кейтелю, Иодлю и Шпееру, гросс-адмирал писал: «Предла­гаю усилить состав рабочих в доках пленными и заключенными концлагерей … особен­но при строительстве подводных лодок».

Далее он похваляется террористическими мерами, предпринятыми по его указа­нию в целях подавления саботажа во французских доках, и заявляет, что «аналогич­ные меры следует принять в скандинавских странах».

А заканчивается меморандум так: «12 тысяч заключенных концлагерей должны быть использованы в доках в качестве дополнительной рабочей силы. Служба безопас­ности согласна с этим».

После оглашения таких документов подсудимый не смог уже утверждать, что об­винительное заключение «типичный американский юмор».