Аркадий Полторак - Гросспираты

Можно допустить, что гросс-адмиралу Редеру отдельные крайности в политике нацистской партии были столь же антипатичны, как, скажем, и Гинденбургу. Можно в какой-то мере поверить, что его, как и Шахта, коробило кликушество, связанное с культом Гитлера, все эти уличные погромы, которые подрывали престиж империи за границей, что на него произвела отвратительное впечатление позорная расправа над Бломбергом и Фричем.

Но это лишь частности. В основном же и главном Редер был вместе с Гитлером и заодно с ним. Он без колебаний делает все, на что рассчитывал фюрер, назначая его главнокомандующим флотом. Напрасно Редер возмущался тем, что обвинители не хотели якобы замечать существенной разницы между ним и Герингом или Риббентро­пом. Без него, как и без Кейтеля, без той значительной группы Вильгельмовских генера­лов и фельдмаршалов, которые пошли на союз с Гитлером, вовсе не было бы нацистско­го режима, а следовательно, и его крайностей.

Сам Редер на процессе в Нюрнберге старался представить себя только «военным специалистом», весьма далеким от политики. Однако ему, как и Деницу, очень меша­ли здесь документы, оказавшиеся в руках трибунала.

Вот текст речи Редера, произнесенной 12 марта 1939 года. Она изобличает гросс—адмирала в его агрессивно—милитаристских убеждениях и политическом единомыслии с нацистами. Этот документ показывает, что Редер ясно сознавал, какая органическая связь существовала между германскими милитаристами и Гитлером. Послушайте, что он говорил тогда: «Германскому народу был подарен его великий фюрер. Германский народ сделал своим мировоззрением национал—социализм, рожденный из духа герман­ского фронтовика».

Явно не заботясь о будущем и не допуская, что оно может быть таким, что он пожалеет по поводу сказанного, Редер требует «беспощадного объявления войны боль­шевизму и международному еврейству».

Советский обвинитель Ю. В. Покровский, предъявивший эту речь, ставит подсуди­мого в весьма деликатное положение. С одной стороны, надо, конечно, отказываться от таких взглядов, а с другой — Редеру, видимо, не хотелось предстать перед судом в положении того самого флюгера, с которым сравнил его Дениц. Редер пытался вилять, уйти от самого себя:

— Во время официальной публичной речи, с которой я выступал по поручению пра­вительства, я не мог изложить других взглядов, которые могли иметься лично у меня. Эта позиция была выражена в соответствии с государственным характером речи.

Он сознает, что то государство, которому служил, причинило человечеству много горя, но утверждает, что подлинные причины и масштабы зла стали известны ему толь­ко в Нюрнберге. Пусть трибунал расценивает это, как считает нужным, но Редер все же хочет сообщить, что даже, не будучи полностью осведомленным, он тем не менее не раз предпринимал попытки уйти в отставку. Оказывается, еще перед войной многие собы­тия породили у него «тяжелые сомнения в искренности фюрера».

А хорошо известный факт ненавистного отношения к Редеру гестапо! Еще бы! Гейдрих, всемогущий Гейдрих, до 1929 года был морским офицером и в соответствии с решением суда чести уволен Редером «за аморальное обращение с юной девушкой». Сообщая об этом, Редер заключает:

— Этого он мне никогда не забывал и старался соответствующим образом настроить против меня своего шефа — Гиммлера.

Гейдрих, оказывается, не упускал случая доносить фюреру о попытках гросс—адми­рала помочь заключенному в концлагерь пастору Нимеллеру, бывшему в первую ми­ровую войну командиром подлодки. Доносил он и о том, что Редер старался сохранить во флоте способных офицеров—неарийцев, и даже о посещении гросс—адмиралом «ряда еврейских семейств».

Но имелись ли у Редера возможности осуществить свое намерение уйти в отставку? Оказывается, тоже имелись:

— Я мог бы в качестве основания привести врачебное заключение, по которому еще в тысяча девятьсот тридцать четвертом году мне оставался только один год жизни вследствие расстройства кровообращения...

Достаточно было и поводов для оставления поста главнокомандующего.

Однажды (это случилось в 1938 году) Редер докладывал Гитлеру планы строи­тельства кораблей. Фюрер позволил себе грубо обойтись с ним, и гросс-адмирал решил подать в отставку. Однако Гитлер «просил... ни при каких обстоятельствах не уходить сейчас». И он тут же изменил свое решение.

Далее Редер рассказал о второй своей неудачной попытке уйти на покой:

— Адъютант фюрера по военно—морским делам... хотел жениться на молодой девуш­ке, которая жила в Киле и пользовалась в университете дурной славой. Я сказал фюреру, что не дал бы на это разрешения. Фюрер приказал представить ему эту девушку и сказал затем, что он не имеет ничего против этой женитьбы. Я уехал из Бергхофа и послал фю­реру со штабным офицером письмо, в котором писал, что не разрешаю адъютанту же­ниться на этой девушке. А если тот женится, то он должен будет уйти из военно-морско­го флота или я уйду со своего поста...

На этот раз Гитлер сделал будто бы такой коварный шаг: он разрешил офицеру жениться, уволил его со службы в военно-морском флоте, но оставил своим адъютан­том по партийным вопросам.

— Для фюрера это было характерно, — глубокомысленно размышляет Редер. — Он всегда стремился до конца поставить на cвоем. Однако офицер все—таки вынужден был уйти из флота... При таких обстоятельствах я выразил готовность служить дальше.

Ситуация прямо юмористическая. Невольно вспоминается заявление самого же Ре­дера о том, что в 1941 году он открыто выступал против войны с СССР, но Гитлер не посчитался с его мнением. Так вот тогда гросс-адмирал не поставил вопрос об отставке. Конфликт же по поводу женитьбы какого—то офицера на девушке, которую Редер считал блудницей, оказался достаточно веским основанием, чтобы грозить Гитлеру от­ставкой.

Весной 1939 года Редер будто бы в третий раз просил об отставке, но 1 сентября на­чалась война.

— Я считал, что при любых обстоятельствах не имею права покинуть военно-мор­ской флот во время войны без крайней к тому необходимости...

Такая крайняя необходимость вскоре, однако, возникла. В конце 1942 года между

Гитлером и Редером произошел спор об использовании больших кораблей. Гитлер пи­тал к ним недоверие, полагал, что они устарели. Редер придерживался противного мне­ния. Так завязался конфликт, который гросс-адмирал и использовал. Вот на этот раз он действительно решил проститься со службой.

— Я заявил, что мне шестьдесят семь лет, что мое здоровье не в порядке.

Фюрер якобы опять возражал. Заявил даже, что уход Редера означал бы «большую потерю лично для него». Но здесь гросс-адмирал проявил твердость.