Николай Чуковский - Балтийское небо

— Капитан Тарараксин слушает!

Казалось, это был голос самого полка, знакомый и родной голос.

— Серов! Рад, что вы здоровы! Майор Шахбазьян шлет вам привет, он стоит рядом у телефона и приказывает вам явиться в полк. Там, в дивизии, наша машина. Разыщите ее и приезжайте. Сейчас на командный пункт зашел Деев и тоже просил передать привет. Видите, сколько нас, старичков, еще осталось…

Через два часа Серов прибыл в полк.

Просторный аэродром полка был полон самолетов. Прекрасные, незнакомые Серову боевые машины, поражавшие изяществом и силой, дежурили у старта, разбегались, взлетали, строились в воздухе, уходили в бой, возвращались, садились, и из них безучастие смотрели на шагавшего по аэродрому Серова летчики с незнакомыми лицами. И Серов оробел. Он вдруг почувствовал себя маленьким, ненужным. Неужели это его полк, тот самый, в рядах которого он когда-то сражался, о котором столько мечтал, лежа на госпитальной койке? Доверят ли ему такой самолет? Научится ли он когда-нибудь управлять им? Ведь он столько времени не брался за штурвал…

Нужно было спросить у кого-нибудь, как пройти на командный пункт. Какой-то плечистый мужчина в синем лётном комбинезоне стоял у самолета, повернувшись к Серову обширной спиной.

Услышав шаги Серова, он обернулся, и Серов увидел знакомое широкое лицо, покрасневшее от солнца и ветра.

— Товарищ командир полка, старший лейтенант Серов явился…

Но договорить ему не удалось.

Две сильные руки обняли его, горячая мягкая щека прижалась к его щеке. Лунин, пыхтя от волнения, мял его в объятиях. А поодаль, не смея приблизиться, толпились незнакомые молодые летчики и шептали с почтительным удивлением:

— Серов! Тот самый!

Им долго не удавалось остаться наедине. Лунин был очень занят: выслушивал донесения, отдавал приказания, — там, за лесом, где громыхал фронт, шел непрерывный бой, и самолеты то садились, то взлетали. У него не было ни мгновения, чтобы поговорить с Серовым. Однако он время от времени ласково взглядывал на него, скосив глаза, и Серов знал, что он о нем не забыл. Наконец улучив минуту, Лунин крикнул двум молодым летчикам:

— Карякин! Рябушкин! Сведите-ка старшего лейтенанта Серова в столовую.

— Константин Игнатьич, куда вы меня назначите? — спросил Серов.

— После, после поговорим. Сначала поужинайте.

Карякин и Рябушкин, польщенные выпавшим на их долю поручением, отвели Серова в столовую.

— У нас в столовой когда-то работала девушка Хильда, — сказал Серов. Эстонка…

— Хильда здесь, — проговорил Карякин. — Наверно, на кухне. Сейчас явится.

Но ужин им подала не Хильда, а незнакомая Серову девушка.

— А где Хильда? — спросил ее Карякин.

— Только что здесь была, — ответила девушка. — Я ее позову.

Она вышла, и слышно было, как за стенкой перекликались девичьи голоса:

— Где Хильда? Ее старый летчик спрашивает…

— Хильда, Хильда!

— На продсклад ушла…

— Сейчас придет!..

Они уже вышли из столовой и довольно далеко отошли от нее, как вдруг услышали, что кто-то их догоняет. Серов обернулся и увидел Хильду.

Раскрасневшаяся от волнения, от бега, она была такая же красивая, как раньше. Долго трясла она руку Серову и не отпускала. Румяные пухлые губы ее улыбались, но в голубых глазах, прямо на него смотревших, стояли слезы.

— Теперь я буду опять подавать вам в столовой, как раньше, — сказала она.

У Серова тоже сверкнули в глазах слезы.

— Вы помните, помните?.. — спрашивал он ее.

Глаза ее потемнели.

— О, все они у меня тут! — сказала она торжественно, коснувшись рукой своего сердца.

Потом, тряхнув головой, опять улыбнулась ему губами:

— Слышите, как гремит?

За лесом, не умолкая, гремела артиллерия.

— Там Эстония, — продолжала она. — Совсем близко… Мы с вами вместе были в Эстонии и скоро вместе вернемся…

Спеша на командный пункт полка, Серов старался как можно меньше хромать, но у хромоты его было ужасное свойство: она от волнения увеличивалась. В сооруженной за одну ночь землянке командного пункта Серов был встречен радостными возгласами майора Шахбазьяна. Оказалось, Шахбазьян отлично знал о всей переписке Серова с Уваровым и сам, со своей стороны, много раз просил Уварова помочь Серову вернуться в полк.

— А как же иначе! — гудел Шахбазьян. — Ведь вы — наш, коренной. Я говорил Уварову: "Иван Иваныч, Серов в полку вырос, в полку сражался, помогал строить полк. Если у полка добрая слава, так в этом заслуга и Серова. Неужели мы его упустим!.."

Он несомненно от всей души был рад Серову. Но в то же время вовсе, кажется, не был уверен, что Серову можно сразу доверить боевой самолет. Серов догадался об этом по слишком подробным вопросам о здоровье, которые задавал ему начальник штаба полка, насторожился и насупился.

— Вы живите, присматривайтесь, — говорил Шахбазьян. — А уж мы найдем, как вас использовать…

В третий раз услышав это неопределенное обещание "использовать", Серов совсем запечалился и поник головой.

Но тут внезапно из темного угла землянки раздался голос Лунина:

— Товарищ майор, ведь Серов — летчик.

— Я это знаю, товарищ командир, — сказал Шахбазьян. — И знаю, какой он летчик!

— Летчик он выдающийся! — проговорил Лунин.

— Но этот выдающийся летчик два года не садился в самолет! — сказал Шахбазьян. — Он был тяжело ранен, он ослабел, он хромает…

— Он на земле хромает, а не в воздухе, — проговорил Лунин. — Я привык с ним летать, и он будет моим ведомым, как был когда-то. Не сомневаюсь, что за две недели нам удастся его подготовить… Хромых, проводите старшего лейтенанта в наш кубрик и поставьте ему койку рядом с моей…

В кубрике Серов заснул, едва голова его коснулась подушки. Но поздно ночью он внезапно открыл глаза и увидел Лунина, который стелил себе соседнюю койку.

Лунин ему улыбнулся.

— Константин Игнатьич, а я женился, — неожиданно для себя произнес Серов.

— На ней? — спросил Лунин.

— На ней.

— Хорошо! — сказал Лунин, но в голосе его не было настоящей уверенности.

— Очень хорошо! — сказал Серов. Лунин вздохнул, улегся и замолчал.

Разговор прекратился.

Но минут через десять Серов спросил тихонько:

— Константин Игнатьич, вы не спите?

— Не сплю.

— Хочу вас спросить… Это вы вывезли из Ленинграда женщину с двумя детьми? Девочка Ириночка и мальчик Сережа…

Лунин ответил не сразу. Внезапно он сел на постели:

— Это была она?

— Она.

Лунин долго молчал, потрясенный.

— Ну, тогда и вправду всё очень хорошо.

Для двойного удара, нанесенного немцам под Ленинградом в январе 1944 года, характерно сложное и в высшей степени точное взаимодействие между артиллерией, пехотой, танками и всеми тремя родами авиации бомбардировочной, штурмовой, истребительной. Шел мокрый снег, в десяти метрах ничего не было видно, и тем не менее над передним краем немцев каждые пять минут появлялись отряды наших бомбардировщиков, охраняемых истребителями, и сбрасывали бомбы. Когда артиллерия и бомбардировочная авиация разорвали немецкую оборонительную полосу, в образовавшийся прорыв хлынули тяжелые танки. Но танки шли не одни, — в воздухе их сопровождали самолеты-штурмовики. С каждым танковым соединением взаимодействовало шесть небольших групп штурмовиков, покидавших поле боя только после появления смены. С каждой группой штурмовиков взаимодействовала группа истребителей. Истребители охраняли танки и штурмовики с воздуха и вели разведку, обнаруживая вражеские огневые точки и узлы сопротивления.