Жак Тати - Rammstein: будет больно

Работа шла вяло: что-то постоянно отвлекало и мешало сконцентрироваться. Именно тогда появилась идея сменить обстановку и куда-нибудь уехать. Но и этот вариант не совсем подходил. Уезжать далеко от дома, где раммштайновцы последнее время были и так нечастыми гостями, где ждали дети и подруги, совсем не хотелось. Кроме того, для записи бывают нужны какие-то инструменты, оборудование или приглашенные музыканты. Не возить же все это за тридевять земель… Было решено отправиться творить в родную немецкую глухомань, подальше от суеты больших городов, на природу, на свежий воздух. На побережье Балтийского моря около маленького городка Хайлгендамм раммштайновцы нашли заброшенную виллу «Haus Weimar» («Дом Веймара»), которую и арендовали. На скорую руку в доме был сделан косметический ремонт и расчищен подвал. В IKEA были куплены шесть кроватей, шесть тумбочек, столько же настольных ламп и кое-какая домашняя утварь. Приглашенный повар оборудовал себе кухню. Вскоре раммштайновцы в полном составе переехали на виллу, захватив с собой передвижную домашнюю студию, которую оборудовали в подвале дома. Именно там и началась наконец нормальная работа над материалом нового альбома.

Монументальная красота балтийского побережья вскоре сделала свое благотворное дело — музыканты возвратились в творческую форму, появились новые идеи, установилась чудесная душевная атмосфера. Стоит ли удивляться, что после такого вот общения с природой на свет родилось несколько баллад, что ранее было совсем не свойственно творчеству раммштайновцев. Сочинением текстов, как и на предыдущих альбомах, вновь занялся Тилль.

Пауль: «Он пишет все, что приходит ему в голову. Мы никогда не подаем ему тему, только решаем, хотим мы использовать эту идею или нет. Потом придираемся по мелочам к его творениям до тех пор, пока „можем стоять у него за спиной“. Тилль так хорош, что, когда ему даешь понять, что его текст должен развиваться в другом направлении, уже на следующий день он приносит новую версию песни. И так, пока не отпадают все проблемы с отдельными словами. Поэтому все продвигается не быстро».

Вести из творческой лаборатории на балтийском берегу регулярно появлялись на сайте официального фан-клуба группы. Из этих сообщений вырисовывалась примерно такая картина. Работа шла каждый день кроме воскресенья с 11 до 6 вечера: «Тилль пишет песни, которые он вывешивает потом на стене. Сейчас там висит около 40 листков, и каждый может подойти и почитать, а главное, сделать сноски и примечания. А в центре нашего „командного пункта“ висит большая доска, которой заведуют Олли и Шнайдер. На ней — недоработанные песни с пометками о том, чего в них еще не хватает. По утрам мы всегда собираемся перед этой доской и пытаемся заменить проблематичные места на что-то более подходящее. Еще ни разу не было, чтобы Тилль принес нам готовую песню. Всегда есть нюансы, которые необходимо доработать. Он рассказывает, что он хотел выразить этой песней, и мы вместе приходим к конечному результату».

Естественно, что не все было так просто. Рихард: «Это важно, конечно, что мы коллективно „шлифуем“ песни, но бывают проблемы: одни говорят: надо оставить так! Другие — переделать! Чаще мы работаем слаженно, как спортивная команда, но я абсолютно этому не радуюсь, потому что я люблю работать один. У меня всегда в голове — что я должен оставить, а что переделать. Это проблема: тут я не могу работать. И это как мания — я должен, самое малое, два часа в день играть на инструменте для себя. В противном случае я не успокоюсь. Как-то я поймал себя на том, что часто бывают ситуации, когда лучше работаешь в плохом настроении, когда тебя переполняют горе и боль. Я пытался работать в хорошем настроении, но по большому счету у меня ничего не получалось. Вероятно, такова судьба музыкантов — черпать вдохновение в горе».

Оливер: «Когда мы записываем альбом, мы не задумываемся о его настроении или направлении, которое он примет. Главное для нас — хорошие песни. Когда встречаешь женщину, которая становится твоей женой, не знаешь, к чему все это приведет, но ты надеешься, что все будет хорошо. Трудно сказать, будешь ли ты счастлив с той блондинкой; чтобы узнать, надо попробовать. То же самое с песнями».

Флаке: «Большинство идей возникает в виде стихотворений. Но иногда бывает, что мы даем Тиллю инструментальную версию, которая вдохновляет его на создание текста. Например, песни „Weisses Flesch“ и „Leichzeit“ с предыдущего альбома написаны именно таким способом, текст ассоциировался с музыкой. В этот раз так появилась „Adios“, которая первоначально называлась совсем по-другому».

Одновременно с сочинением и шлифовкой текстов ребята работали над их музыкальной огранкой: «Мы всегда начинаем с машин. Первоначально в игру вступает компьютер, и для каждого изменения Флаке или Шнайдер должны подбирать определенное программное обеспечение. Для всего нужно время».

В начале работы у раммштайновцев была идея сделать альбом очень экспериментальным, в духе сильного электропанка. Флаке, например, предлагал записать пару композиций вообще без гитар. Но остальные музыканты и продюсер выступили против, от этой идеи отказались, и работа вошла в стандартное раммштайновское русло. Музыка группы всегда базировалась на жестких металлических ритмах, бритвенно-острых аккордах, монолитной структуре песен, и именно это принесло ей популярность. Рубить сук под собой музыкантам явно не хотелось, но каким-то образом раскрасить и дополнить звучание было просто необходимо. В противовес первоначальному порыву клавишника синтезаторные звуки решено было убавить. Наметился явный сдвиг в сторону готического звучания. Практически во всех записываемых композициях теперь слышался приятный тяжелый мелодизм. Музыка становилась более сложной и одухотворенной. Музыканты решили на этот раз пойти значительно дальше своего показного садомазохизма и прочих извращений. Это и неудивительно: они стали старше, тематика песен значительно расширилась. Рождение жизни и страх смерти, любовь и ненависть, красота и ужас — вот темы, которые теперь вдохновляли музыкантов. Результат был налицо: животная ярость композиций «Feuer Frei!» и «Zwitter» переплеталась с готической медлительной драматичностью «Mutter» и «Nebel».

В работе над песнями (хоть и перемежающейся дружескими шутками и подколами) в обстановке оторванности от внешнего мира у музыкантов иногда возникали серьезные проблемы. Одной из них стала некоторая зацикленность и повторяемость как текстов, так и музыки.

Пауль: «Как композитор ты проходишь через ад. Думаешь, что тебя посетила оригинальная мысль, цепляешься за нее, а потом приходит кто-то и говорит: „А-а, так мы это использовали во втором альбоме“. „Spieluhr“, например, вначале звучал как Prodigy, и нам пришлось очень долго мучиться, чтобы он зазвучал несколько по-иному. Это происходит бессознательно, — ища свое вдохновение, воодушевляешься другими группами. Я полагаю, что к каждой песне можно было бы прикрепить адвоката, который сумел бы найти, где это было украдено».