Александр Поповский - Пути, которые мы избираем

— Вы рассказывали мне, Арина Ивановна, — с интересом расспрашивал Рогов, — как ваш сын блестяще дрался на фронте и его наградили медалью. Расскажите, за что именно отличили его.

Какая мать, вспомнив героические подвиги сына, не придет при этом в волнение!

В другой раз разговор шел о гражданских доблестях сына.

— Если я не ошибаюсь, — интересовался ассистент, — он собирался стать медиком? Как шли его занятия в институте? Вы, кажется, говорили, что знаменитый хирург решил оставить его при своей кафедре?

И так каждый раз. Счастливые воспоминания честно служили науке. Возбужденный ими мозг растворял все препятствия в спинном мозгу, и сигналы сосудов достигали цели. Действуя словом и охлаждая при этом парализованную руку, Рогоз постепенно образовал временную связь на звуки метронома. Трудно сказать, как возникавшие в руке раздражения, минуя преграду в спинном мозгу, доходили до возбужденной коры полушарий, как на этих зыбких путях временная связь укреплялась. Достоверно только то, что однажды, когда раздалось мерное тиканье метронома, больная, взволнованная разговором о сыне, заявила, что почувствовала холод в парализованной руке. Плетисмограф подтвердил это колеблющейся чертой — графическим изображением резкого сужения сосудов.

Врачи часто наблюдали, как возбужденное чувство творило у людей чудеса, но никто еще из физиологов этим чувством не экспериментировал. Можно с уверенностью сказать, что первым это сделал Рогов.

Те, кому придется заниматься сирингомиэлией — болезнью, поразившей Арину Ивановну, — подумают о Рогозе и, прежде чем поверить, что между спинным и головным мозгом мостов больше нет, вспомнят о больной, спасенной терпением исследователя. Да, бывает, что связей действительно нет, но случается также, что они лишь угнетены. Сорвать эти мрачные узы торможения может только ураган, бурный подъем взволнованного сердца…

Ассистент пришел к академику и сказал:

— Я приступаю к работе над диссертацией, и мне хотелось бы услышать, что вы скажете о ней. Я изложу вам содержание будущей работы. Весь материал готов.

Ученый выслушал повесть о долгих годах исканий, о тысячах опытов, принесших исследователю скромный ответ, и о множестве опытов, проведенных без пользы. Всякое бывало. Пятнадцать лет — немалый срок. О многом ассистент успел передумать, много сомнений одолеть, теперь все зависело от того, как отнесется к «его замыслу профессор.

— Хорошая работа, чрезвычайно важный научный эпизод, — сформулировал свою оценку ученый. — Не вижу только конца. Выводов нет.

Как так «выводов нет»? Над этим он, кажется, немало потрудился. Все как будто на месте.

— Вы разглядели механизм в целом, — продолжал ученый, — части которого нам не были известны. До сих пор регуляторами кровеносного тока считали сосудодвигательный центр продолговатого мозга и центр спинного. Система оказалась значительно шире: выяснилось значение коры головного мозга как высшего центра, изучены чувствительные аппараты, заложенные в стенках сосудов. Не пролив ни капли крови, вы расчленили человеческий организм, чтобы, исследуя деятельность отдельных частей, понять функцию целого… По своим приемам это напоминает методику Менделеева: из элементов была создана система. И все-таки исследование не доведено до конца. Я не вижу в нем ответа на вопрос: каково значение вашей работы для медицины? Сейчас это занимает меня как физиолога, а совсем еще недавно, когда я тяжко болел, я спросил бы вас об этом как больной.

Ученый рассказал о себе следующее.

В 1943 году, беседуя как-то с одним из своих знакомых, он почувствовал вдруг, что у него двоится в глазах. Собеседников перед ним было двое. Быков протер глаза, но странное состояние не изменилось. Он сделал несколько шагов и почувствовал сильное головокружение. Его уложили в постель. Перекладывая в тот же день грелку с руки на руку, больной не ощутил ее тепла. Правая рука утратила способность различать температуру. Быков-физиолог оттеснил Быкова-больного и принялся ставить на себе опыты. Он взял стакан горячей воды и стал прикладывать его к правой стороне тела — к предплечью, к плечу, к боковой поверхности груди, к ногам. Всюду вместо тепла он ощущал уколы наподобие ударов индукционного тока. Поставив себе диагноз, ученый продолжал наблюдения, изложенные им затем в книжке под названием «Опыты и наблюдения над самим собою». В ней он рассказывает, как, засыпая, терял представление об очертаниях своего тела — одна половина как бы исчезала, тогда как другая бодрствовала. Кто знает, чем бы кончились эти эксперименты, если бы врачи не спохватились и не прервали исследования академика…

— У меня, как видите, — заключил ученый, — были все последствия, схожие с явлениями кровоизлияния в мозг. Скажите, пожалуйста, мог ли бы я воспользоваться вашим исследованием как лечебным пособием для себя?

Ассистент был смущен. Упрек был серьезный, но как мог ученый не увидеть, что практические выводы сами собою разумеются?

— Я, видимо, плохо вам рассказал… — начал Рогов.

Но Быков его остановил:

— Вы хотите сказать, что намерены включить в диссертацию страницы, посвященные способу применения ваших идей?

Рогов не скрыл правды от ученого:

— Нет, я не решался этого делать.

— Жаль, — недовольно пожал плечами ученый. — Физиологическое исследование, проведенное на человеке и не доведенное до клиники, мертво.

— Вы не должны с меня спрашивать то, что может быть по силам вам одному, — не без волнения произнес ассистент.

Апелляция слабого к сильному порой выгодней для первого, чем для второго. Там, где черствое сердце не откликается, его постигает бесславие.

Разговор принимал неприятный оборот, и, подавленный неудачей, молодой человек замолчал. Его огорченный вид нисколько не тронул Быкова; он за лабораторией всегда видел клинику и требовал того же от учеников.

— Доложите, пожалуйста, что вы можете предложить медицине.

Рогов решительно встал и отодвинул стул, словно тот мешал его размышлениям. Доложить? Это он сделает охотно. Ученый может быть спокоен, они не останутся перед врачами в долгу.

— Опыты, поставленные на пострадавших от кровоизлияния в мозг, показали, — уверенно начал он, — что временные связи между корой головного мозга и сосудами у больных образуются задолго до того, как в выздоравливающей руке начинает появляться чувствительность. Пользуясь методом условных раздражителей, врачи могут вовремя узнать, начались ли процессы выздоровления или паралич остается стойким.

— Еще что? — спросил Быков.

— На больных сирингомиэлией мы убедились, что нервный подъем, неожиданная радость могут привести к восстановлению чувствительности там, где такая перемена казалась невозможной. Если возбуждение коры может стать средством лечения, не следует этим пренебрегать. В нашем распоряжении немало лекарственных средств, которые действуют не менее возбуждающе, чем радостная весть и неожиданно счастливая встреча.