Владимир Цай - Я нашел смысл жизни: Автореферат мировоззрения с эпизодами автобиографии

Никто не виноват. А если искать виновных честно, то придется признать, что все мы (и я в том числе) виноваты в равной степени – и русский народ, и евреи, и якобы угнетаемые национальные меньшинства, и Сталин, и Горбачев, и те, кто стучал, и те, кто сидел, и даже те, кого расстреляли. Все что случилось, было необходимо. Все это было и раньше, и все это будет еще неоднократно.

Выход из кризиса морали осуществляется с помощью денег, которые, прежде всего, должны двигаться. Те, кто создают движение денег, «навариваются» первыми.

Кризис миллениума, поразивший мировую экономику в 2008 году, не предрекал только ленивый. В отличие от кризиса морали, приведшего к распаду СССР, этот кризис является кризисом денег. В этом единодушно сходятся все – финансисты, экономисты, политики и аналитики, но никто не берет ответственность на себя. Видимо, как и в распаде СССР, никто и не виноват. Баланс между моралью и деньгами при повышении уровня свободы в обществе нарушается в пользу денег так же естественно, как и в пользу морали при повышении уровня необходимости.

Весь мир уверовал в неограниченную силу денег. Доступ к деньгам получили все. Оказалось, что деньги можно не зарабатывать, а «рубить» или брать кредиты. Станок печатал деньги, под которые продукт еще не был произведен – мыльный пузырь надувался. В разумных пределах это стимулирует развитие экономики, – но в разумных пределах остаться невозможно. Довершили дело безответственная политика лидера планеты (США) во главе с жалким президентом и миллиарды нуворишей. Деньги утратили роль универсального эквивалента энергии, и мыльный пузырь лопнул.

Существует и менее очевидная причина – западный человек перестал работать. Советский человек не был материально заинтересован, потому что не имел возможности получить то, что хотел. Западный человек перестал быть материально заинтересованным, потому что получил все, что хотел, – ему работать не надо. В западной экономике человек не работает – он оформляет выполнение бизнес-процессов, которые описали еще более не желающие работать и никогда не работавшие консультанты.

Свобода лидера нации должна компенсироваться его ответственностью, свобода бизнесмена – моралью. Свобода «труженика» не компенсируется ничем – свободный «труженик» не хочет ни власти, ни денег, поэтому и работать он не хочет. В результате экономика разваливается, но никто не виноват.

Выход из кризиса денег осуществляется с помощью морали, то есть государственным регулированием. Самый простой вариант – элита обновляется новыми чиновниками, а простой гражданин, потеряв все, вынужден снова работать. К сожалению, самым отрезвляющим средством является война.

На родине предков

С национальностью мне повезло – я метис (отец – кореец, мать – русская). Более того, я мигрант в квадрате, так как родился в Казахстане, куда мои предки по обеим линиям мигрировали: русские – сами по себе с Волги, корейцев переселил Сталин в 1937-м с Дальнего Востока. И географически, и этнически Казахстан находится посредине между Россией и Кореей. Логично предположить, что метисы корейцев с русскими должны быть похожи на казахов. Я и похож, – во всяком случае казахи всегда принимают меня за казаха. Я не ощущаю себя ни тем, ни другим. Возможно, поэтому жена у меня казашка. Конечно, в душе я отдаю предпочтение корейцам, русским и казахам, но выбрать, кто из них ближе, не могу. Если бы случилась война (не дай бог), я не стал бы воевать ни на одной из сторон.

Но так было не всегда. До шестнадцати лет я был русским. Родители развелись рано (мне не было и трех лет), мама записала меня на свою фамилию и полностью исключила отца из нашей жизни, так что в школе до самого ее окончания я был Блинов. Среда была русская. В пятидесятые годы мы играли в войну, и все дети, естественно, стремились быть русскими. Иногда, особенно дотошные, глядя на мою азиатскую внешность, выражали сомнение в том, что я русский. Мне было очень обидно, тем более что я и сам уже понимал, что что-то здесь не то. Но вопросов не задавал, чувствуя, что ответ для меня будет ужасным.

Рано или поздно все тайное становится явным. Мне исполнилось шестнадцать, приехал отец и, видимо, настоял на нашей встрече. Маме пришлось мне все объяснить, и мы с отцом провели день у его родственников, с которыми я больше никогда не встречался. Да и отца за всю жизнь я навестил раза три-четыре. Тем не менее, я уже был не совсем русским. Окончательно я перестал быть русским, когда пришло время получать паспорт. Мама не оформила фамилию. Она просто сделала какую-то справку, и везде, где требовалось свидетельство о рождении (в музыкальной школе, на соревнованиях), я представлял эту справку, из которой следовало, что я – Блинов, а отца у меня нет. Но паспорт без свидетельства о рождении получить нельзя, и пришлось ей достать это самое свидетельство, в котором были указаны и отец, и мать. Казалось бы, ну и что такого? В паспортном столе мне объяснили, что фамилия у меня может быть только по отцу и сменить ее я могу в восемнадцать лет с разрешения отца, а национальность могу выбрать любую из двух. Мне показалось неестественным быть русским с фамилией Цай, и я записался корейцем. Я вышел совершенно ошарашенный. Я больше не был русским (сыном великого народа), но и корейцем я не мог стать в одночасье, да я им так и не стал.

В школе я остался Блиновым и только на торжественном вручении аттестатов, когда назвали мою фамилию, все сильно удивились, да я и сам не сразу понял, что вызывают меня. В университете я был уже Цай, и каких-то особых неудобств не испытывал, разве что казахи всегда принимали меня за казаха, а затем разочаровывались.

Национальные разногласия существуют. Большинство русских, переоценивая свою роль в становлении Казахстана, относятся к казахам пренебрежительно, свысока. Многие казахи, принижая в ответ роль русских, агрессивно стараются доказать, что можно было прожить и без русских, и уж теперь-то они точно без них проживут. К корейцам и те и другие относятся как к евреям. Я прожил в Казахстане всю жизнь и с русскими, и с казахами, и с корейцами и много чего повидал. Со мной все говорят достаточно откровенно, принимая меня то за своего, то за нейтрального, так что я думаю, что в национальном вопросе я разбираюсь очень хорошо, может быть, лучше всех.

Тем не менее, по паспорту я кореец и отрекаться не собираюсь, несмотря на то, что не знаю ни языка, ни обычаев. Один мой начальник безуспешно пытался приобщить меня к корейской диаспоре и однажды, в 1993 году (большое ему спасибо), включил меня в состав делегации в Сеул на корейскую научно-техническую конференцию, в которой принимали участие корейцы со всего мира. Вряд ли она имела научную ценность, но общаться было интересно. Скорее всего, ее цель – поддержание корейского духа в эмигрантах. Подавляющее большинство участников были из США, причем родившихся в Корее. Они прибыли с семьями за свой счет и рады были посетить родные места и родственников, показать детям свою родину. Вели они себя доброжелательно, снисходительно и покровительственно, как и подобает представителям великой державы.