Генералы Вермахта - Роковые решения

Рационы войск стали настолько мизерными, что продержаться на них сколько-нибудь долго люди не могли. Мало того, неизбежно было новое уменьшение суточного пайка. Провал наступления 4-й танковой армии деморализовал как командиров, так и войска внутри Сталинградского котла. Их разочарование было тем сильнее, что они верили в возможность скорого деблокирования. Я не берусь описывать обстановку в районе окружения — о ней могут рассказать лишь те немногие из участников событий, кому посчастливилось остаться в живых.

Я следил за тем, чтобы Гитлера информировали достаточно полно и правдиво, не умалчивая о недостатках. Мне казалось, что он совершенно безразлично относился к неумолимо надвигавшейся катастрофе. Внешне он придерживался прежнего мнения, считая, что решение удерживать Сталинград при данных обстоятельствах было правильным. Чтобы оправдать себя, он выдвигал теперь следующие причины. Удерживая Сталинград, 6-я армия приковывает к себе крупные силы русских, поэтому противник не может проводить крупные операции в другом месте, а мы получаем возможность создать прочную линию фронта. На эти доводы я ответил так: "Если русские будут проводить свои операции правильно, — а у меня есть все основания полагать, что они будут действовать именно так, — то для окружения сталинградской армии они оставят минимальное количество дивизий. Они не станут штурмовать крепость в ближайшее время, а бросят свои основные силы для наступления в западном направлении. Наши солдаты в Сталинграде вынуждены будут смириться со своей судьбой, даже не вступая в бой, и попадут в руки противника так же просто, как спелые фрукты падают с деревьев на землю".

Позднее мои предсказания сбылись. Но Гитлер продолжал ободрять окруженные войска даже после провала наступления 4-й танковой армии. Он обратился к ним с новогодним приказом, в котором говорилось: "Я даю слово, что для вашего освобождения будет сделано все возможное". Этот приказ был написан лично Гитлером, и старший адъютант фюрера принес его мне для отправки в 6-ю армию. Я отказался это сделать, так как не имел ни малейшего желания посылать приказ, содержание которого было явно неосуществимо. Старший адъютант заявил, что Гитлер настоятельно требовал отправки приказа и что о моем неповиновении он вынужден будет доложить Гитлеру. Но никакие последствия не могли заставить меня согласиться с Гитлером, и в конце концов приказ был послан в Сталинград через другие каналы. Между прочим, Гитлер не привлек меня к ответу и ни разу не напомнил об этом случае.

Примерно с середины декабря стала надвигаться другая катастрофа, подобная сталинградской. Так как она имеет прямое отношение к Сталинграду, я скажу о ней несколько слов. Речь идет о судьбе немецких войск на Кавказе. На самом южном участке Восточного фронта наше летнее наступление уже давно приостановилось. Некоторое время продолжались местные атаки наших войск, но в конце концов немецкое командование вынуждено было отдать приказ о переходе к обороне на всем этом участке фронта. Теперь, в результате успешного русского зимнего наступления западнее и южнее Сталинграда, возникла угроза всему кавказскому фронту. В начале декабря я старался обратить внимание Гитлера на возраставшую опасность в этом районе, но он отказался сделать выводы из сложившейся там обстановки. Декабрьское наступление русских западнее Сталинграда, а затем провал наступления 4-й танковой армии поставили группу армий "А" на Кавказе в крайне опасное положение.

Нетрудно было понять, что если русские продолжат наступление, то вскоре они достигнут Ростова, а в случае захвата ими Ростова всей группе армий "А" грозит неминуемая опасность окружения. Следовало принять необходимые меры предосторожности, поэтому я договорился со штабом группы армий "А" о разработке подробного плана отхода двух армий — 17-й полевой и 1-й танковой, Все это было сделано без ведома Гитлера. Если бы он узнал об этом, я мог бы поплатиться жизнью. Я хотел провести такую подготовку, чтобы, получив приказ об отходе, обе эти армии были в состоянии немедленно выполнить его. В то время во многом можно было усомниться, но в одном я был совершенно уверен, если Гитлер когда-нибудь отдаст приказ об отходе группы армий "А", то он сделает это лишь в самый последний момент. Поэтому каждая минута была на счету, и малейшее промедление в связи с разработкой плана могло решить судьбу кавказской группы армий.

Когда попытка деблокировать Сталинград потерпела неудачу, я вторично попытался получить санкцию Гитлера на эвакуацию войск с Кавказа. Он отказался меня слушать и тогда, и в следующие дни, когда я обращался к нему по этому неотложному делу. В конце декабря он все же, по-видимому, сдался. Как-то раз наедине с ним я описал сложившуюся на юге обстановку и закончил свое сообщение так: "Если вы теперь же не отдадите приказ об отступлении с Кавказа, то вскоре нам придется пережить второй Сталинград".

Казалось, это произвело впечатление на Гитлера, и я должен был непременно использовать его нерешительность. Мне удалось буквально выжать из него согласие. "Хорошо, — сказал он, наконец, — отдайте соответствующее приказание". Выйдя из комнаты, я прямо из приемной Гитлера по телефону отдал приказ об отступлении. Я распорядился, чтобы приказ был передан войскам немедленно и чтобы их отход начался тотчас же.

Спешил я не напрасно. Когда всего через полчаса я приехал в свой штаб, меня уже ждала срочная телефонограмма: Гитлер приказывал немедленно позвонить ему. Заранее зная, что это значит, я снял телефонную трубку и попросил соединить с Гитлером. Он сказал: "Не отдавайте пока распоряжений об отступлении с Кавказа. Завтра мы снова обсудим этот вопрос".

Итак, Гитлер собирался начать новую серию бесконечных отсрочек, откладывая решение до тех пор, когда уже поздно будет что-либо предпринять. Я сказал: "Мой фюрер, слишком поздно. Я отправил приказ еще из вашего штаба, и теперь он уже достиг фронтовых частей и соединений. Отступление началось. Отменить приказ сейчас — значит вызвать невероятную путаницу. Я вынужден просить вас не делать этого".

Гитлер молчал, видимо, не зная, на что решиться. Наконец, он сказал: "Хорошо, пусть будет так".

Итак, я добился спасения 1-й танковой и 17-й полевой армий от той участи, которая постигла 6-ю армию. Дальнейший ход событий показал, что я использовал самый последний момент для успешного отвода наших войск с Кавказа. Хоть здесь мои усилия не пропали даром.

Если бы меня попросили указать дату, которую я считаю началом конца 6-й армии Паулюса, я бы назвал 8 января 1943 г. В этот день русские послали в "крепость" парламентеров и официально потребовали ее сдачи. Правда, можно считать и так, что судьба окруженной 6-й армии была решена еще в тот день, когда ей было запрещено вырваться из окружения. Все, кто был в состоянии здраво оценивать реальную обстановку, понимали это, все, кроме Гитлера, которого упрямство лишило способности видеть действительный ход событий. Немецкий народ не знал о создавшемся положении, так как верховное командование умалчивало о неизбежной судьбе 6-й армии вплоть до самой ее капитуляции. Ниже я остановлюсь на этом подробнее.