У. Мор - «Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941

Робина я запомнил из-за его неистощимого любопытства и огромного интереса ко всему механическому. Поэтому большую часть своего времени он проводил рядом с нашим учебным орудием, завороженно следя за тем, как учебный снаряд заряжают, после чего он «выстреливает» и выкатывается в корзину. Во время соревнований между артиллерийскими расчетами он неизменно был восхищенным зрителем, и наши бдительные друзья-противники не преминули воспользоваться возможностью превратить его в «невинного» шпиона. Видя, что наша команда относится к нему снисходительно, они всегда выспрашивали его об услышанных им слухах, всячески стремились выудить у него информацию о планировке «Атлантиса».

Два маленьких индуса тоже быстро стали всеобщими любимчиками: шестилетний мальчик Гопи и семилетняя девчушка Бати. С ловкостью, свойственной их расе, они старались использовать даже очень слабые шансы получить удовольствия, существовавшие на нашем корабле. Как-то раз, когда все ждали прихода кока, девочку случайно ушибли резко распахнувшейся дверью. Она устроила настоящую истерику и ревела до тех пор, пока не получила в качестве «успокоительного» чашку шоколада. Гопи, увидев, к чему приводят слезы, последовал ее примеру и тоже «выплакал» себе чашку вкусного напитка. После этого сообразительных детей можно было часто заметить у двери камбуза. Они пищали и вскрикивали «от боли» всякий раз, когда она открывалась. Их методика была очевидной для каждого. Однажды юная парочка дружно взвыла еще до того, как дверь открылась, но у кока не хватило твердости духа отказать им в сладком утешении.

Появление «привилегированного класса» пленных существенно обострило проблему их размещения. Часть женщин и детей мы устроили в каюте на баке, где из мебели было шесть коек, пара скамеек и ванна. Это, конечно, было не то, что необходимо, но другими возможностями мы не располагали. У некоторых из пассажиров не было личных вещей — конец «Кеммендайна» оказался столь быстр, что мы не смогли, как обычно, собрать их одежду. Пришлось идти на хитрости.

Из наших футболок женщины кроили и шили для себя нижнее белье, а одна дама, старающаяся при любых условиях оставаться элегантной, переделала рубашку, отданную ей одним из офицеров, в своеобразное «вечернее платье», добавив шика с помощью парчи.

Девочка из монастырской школы оставалась очень скованной и насмерть перепуганной, от нее никто не мог добиться ни слова. Правда, ее мать немного успокоилась, и, когда Райль предложил ей ключ, чтобы она могла запирать каюту, она отказалась, заверив, что чувствует себя на «Атлантисе» в безопасности.

Индусы! Их присутствие оскорбляло чувствительный персонал нашего камбуза.

— Черные ублюдки в моем камбузе! — восклицал кок. — Старик, должно быть, лишился рассудка, если считает, что я это буду терпеть!

Случайно услышав эту реплику, я приоткрыл дверь камбуза и просунул голову в образовавшуюся щель.

— Привыкнешь, — сообщил я.

Рогге был первым, кому пришло в голову, как можно обратить присутствие индусов на корабле себе на пользу. Большой любитель карри, он всегда критиковал кока за неумение приготовить ароматный рис. В появлении на борту азиатов он увидел шанс отведать любимое блюдо и воспользовался им.

— Прекрасно, — сказал он. — Если наш кок не может это сделать, сделают пленные индусы.

От использования индусов на камбузе до их привлечения к другим работам оставалось сделать один лишь маленький шаг. Кок постепенно примирился с присутствием в своих владениях ассистентов, которые безропотно выполняли любую работу и ни на что не жаловались. В других сферах деятельности они тоже зарекомендовали себя хорошо. Восточные пленные вообще оказались людьми исключительно полезными.

Тридцать индусов трудились смазчиками и уборщиками, а Мохаммед, несмотря на белую бороду и преклонный возраст отзывающийся на имя «Мальчик», взял на себя все бухгалтерские работы. Китайцы стали стюардами, а те, что были покрепче, — грузчиками. Индусы чувствовали себя вполне счастливыми, если поощрялись их многочисленные предрассудки в части кастовости и религии. У них были свои повара, которые готовили пищу без использования животного жира. Китайцы были довольны, если их работа приносила «процент». Однажды после захвата судна, перевозившего большое количество предметов одежды, я увидел, как каждый из желтых тружеников придержал для себя более двадцати шляп, которые гордо водрузил на голову, как телескопическую колонну.

Среди туземных пассажиров «Кеммендайна» оказался один очень старый и еще более строгий индус, который держал все свое семейство, насчитывающее четырнадцать человек, в затворничестве. Несмотря на жаркую погоду, несчастные ни разу за все время, что они оставались с нами, не видели света дня.

Большинство индийских купцов вместе с судном потеряли все свое богатство и удивляли нас своим философским восприятием случившегося. Там, где были все основания ждать горького отчаяния, мы видели смех и небрежное пожатие плечами.

— Главное, мы остались живы, — заметил один.

— Мы сумеем как-нибудь вернуть свои деньги, — сказал другой.

Они были правы. Все действительно получилось именно так, как они предсказывали. Два года назад, по пути в Турцию, я зашел в Гибралтар, где встретил своего бывшего пленного. Его дела обстояли «очень хорошо, спасибо». Его симпатичный магазинчик ломился от индийских сундуков, шелков и ковров. Наша встреча закончилась предложением «любому из ваших друзей, кто интересуется товарами из Индии, заходить в магазин».

Наши отношения с европейскими женщинами, к которым мы приставили двух стюардов с «Кеммендайна», были официальными и очень корректными. Вопреки мрачным опасениям Рогге, команда очень скоро перестала относиться к пленным как к чему-то диковинному.

Они были сдержанными и смелыми, эти слабые женщины, и я могу припомнить только одну, неоднократно проявлявшую антипатию к Британии и ее делу. Странно, но все мы посчитали бы ее последней, кто мог бы испытывать подобные чувства. Ведь это была та самая некрасивая дама, жалобы которой были частыми и всегда громко высказывались. Она настолько надоела всем своими бесконечными претензиями к мелочам, которые другие пассажиры попросту не замечали, проявляя достойное спокойствие, что мы окрестили ее Дьявольской Глоткой.

Дьявольская Глотка была человеком весьма своеобразным и со временем стала скорее забавлять нас, чем раздражать. Совершенно очевидно, что хорошо она относилась только к одному человеку — себе любимой. В частности, она часто упоминала возмутительный, по ее мнению, факт — то, что бармен «Кеммендайна» покинул свой пост после первого же выстрела.