Евгений Фокин - Хроника рядового разведчика.

— Подходи, ребята! Завтрак готов!

А «ребята» ходят вокруг и не изъявляют никакого желания, боятся — где гарантия того, что пища не отравлена? Коль никто не подходит, Канаев принялся основательно изучать пищеблок в целом. Вскоре он, как кудесник, из-под котла извлек большой противень с жареным мясом. От обилия съестного, от щекочущих ноздри запахов у нас уже текут слюнки. А Юра по-прежнему нас подзадоривает. Дает понюхать. Но к мясу никто не притрагивается. Дышинский тоже мнется, не решается, и все молча следуют его примеру.

— Не хотите — не надо. Мне больше достанется. Но я не жадный, готов с вами от души поделиться, — подшучивает Канаев над нами. — Пратасюк! Ваня! Где ты? Не стесняйся! Здесь все свои — составь компанию!

Но мы по-прежнему с опаской посматриваем на съестное, а некоторые уже полезли в карман за махоркой.

Юра берет финкой с противня солидный кусок мяса, нюхает, улыбается, откусывает и начинает аппетитно жевать. Он ест, посмеивается, а мы на него смотрим и переминаемся с ноги на ногу.

— Товарищ младший лейтенант, прошу! Наконец, Канаев не выдерживает и взрывается:

— Вы что, дети? Что вы на меня уставились? Если бы мясо было отравлено, я бы давно богу душу отдал. А я третий кусок кончаю и чувствую себя превосходно. Неужели вы не обратили внимания — перед тем как съесть, я все осмотрел, все взвесил. Я тоже не хочу ногами вперед! Вот так-то, Пратасюк!

С опаской, но и мы принимаемся за трапезу. А Юра вошел в раж и хлопочет, наливает нам в котелки суп, предлагает мясо. Увидев проходивших мимо солдат, приглашает и их:

— Подходи, пехота! Подходи, царица полей! Прошу отведать немецких харчей! Ну а ты чего остановился? Подходи, сержант. Подходи! Вот кончится война, вернешься домой, о чем ты расскажешь своим близким? Что был в окопах, хлебнул лиха? Правильно, хлебнул. А что здесь такого? Ты не один — миллионы были. Вспомнишь и поведаешь о друзьях-однополчанах, с которыми воевал, которых опускал в братскую могилу, вспомнишь молоденькую сестричку, тащившую, выбиваясь из сил, такого бугая, как ты. Наши с тобой трудности — это обычная норма солдатской жизни. И обязательно вспомнишь и расскажешь, как ел гороховый трофейный суп, да еще горячий, и как просил добавки. И накормил тебя от пуза не кто-нибудь, а я — разведчик Канаев. Так что фамилию мою запомни на всю жизнь!

Поколебавшись, солдаты подходят, достают котелки, и Юра щедро их наполняет.

— Кому добавки, не стесняйтесь, подходите! Еще подкину! — выкрикивает он. — Дорога до Берлина дальняя, так что заправляйтесь основательно.

И теперь близость кухни, вероятно, не одного командира настроила на приятные воспоминания. Наконец, Дышинский приказывает двигаться дальше, и мы, продрогшие, поднимаемся с мокрой травы, напряженно всматриваясь в темноту, стараясь рассмотреть, что там, впереди, и направляемся вверх, в сторону кухни.

Хоть и жутко во вражеском тылу, но чувствуем, что вера в успех не покидает нашего взводного.

Неожиданно выходим на заброшенную проселочную дорогу. Останавливаемся и

прислушиваемся. Вокруг — плотная, пронизанная томительным ожиданием тишина. И вдруг настороженное ухо в этой тягостной тишине улавливает далекий стрекот мотора.

— Мотоцикл, — только и произносит Серов. Звук нарастал, приближался. Что делать?

— Всем вниз! — следует команда.

На ходу у Дышинского начинают вырисовываться первые наброски плана действий. Мы тоже догадываемся, что там, в низине, он решил устроить засаду.

— В балке сыро, грязно, мотоциклист поедет медленно, — рассуждал командир. — Его к тому же не скоро хватятся. Успеем оторваться. Возможно, едет офицер. А если и солдат-тыловик, то и он располагает большей информацией, чем пехотный фельдфебель.

По размякшей дороге быстро и бесшумно скатываемся на дно балки. В самом низу упираемся в маленький, всего в три-четыре метра, мостик. Настил солидный, из целых бревен, но положен наспех — не пришит и шевелится под нашими ногами.

Быстро осматриваем подъезд к мосту и с другой стороны. Здесь дорога подбегает к нему из кустов ивняка, а перепрыгнув через настил моста, снова прячется в них и уже потом, выбравшись из кустов под углом к склону, бежит вверх.

Осторожно раскатываем бревна, мост становится длиннее, а посредине настила одно бревно разворачиваем наискосок.

Двоих, Серова и Сидоркина, Дышинский оставляет на этой стороне моста, а с остальными торопливо возвращается обратно. Сбоку, у дороги, располагаются Канаев с Пратасюком, а сам командир с Бутиным скрываются в кустах по другую сторону. Итак, засада организована. Теперь остается только ждать.

Потянулись минуты нервного напряжения. «Как-то мы сработаем, — думал Дышинский, — все ли предусмотрели? Сколько их на мотоцикле — один, двое, трое? Надо ко всему быть готовыми. Всего нельзя предвидеть, а хотелось бы...»

Тяжелы минуты ожидания встречи с врагом. Мотоцикл, как назло, нам кажется, приближается медленно, заставляя напрягаться каждую нервную клетку. Волнение усиливается, и любое пофыркивание мотоцикла отдается толчками в наших сердцах.

Стоять в засаде страшно неудобно. Стоим согнувшись на обочине, в конце настила, держась за низ кустарника. Шаг дальше — и ноги засасывает набравшая воду луговина.

— Подъезжает к спуску, — размышляет командир, сосредоточенно прислушиваясь и улавливая изменение звука работы мотора. — Начал спускаться... Едет медленно, — мысленно следит за продвижением мотоцикла Дышинский.

Ждет командир, ждем и мы, спружинившись, в напряженной готовности к броску. В засаде стоим недолго, а спины от непривычных, неудобных поз затекли. Переступить с ноги на ногу не решаемся, под ногами противно чавкает луговина. От воды тянет сыростью.

Взводный застыл как изваяние, его внимание обострено, внутри все напряглось, сжалось. Надо терпеливо выждать момент. Лишь бы его не проморгать, чтоб пришелся в самую точку.

А мотоцикл ближе и ближе. Темно, но кое-что даже через кусты все же удается рассмотреть, не меняя своей нелепой позы.

Командир, наконец, видит, как впереди мечется по сторонам, выбирая дорогу, все приближаясь, свет подслеповатых фар.

— А вот и он. Один, в коляске никого, — облегченно вздыхает Дышинский. — Это уже лучше.

Вот мотоцикл подъезжает к мосту, сбавляет скорость и выбирается из колдобины. Заговорил под колесами настил моста. Мотоциклист почти останавливается, вглядывается в настил, отыскивая место, где удобнее преодолеть маленькое препятствие, устроенное нами.

Мы этого момента только и ждали. Команда «Вперед!» оставляет позади все — напряжение и волнение. Разом в броске к мотоциклу метнулись длинные, слабо очерченные тени. Каждый без спешки, но быстро делал свое дело. Острый луч фонарика ударил немцу в глаза. Пратасюк порывистыми четкими движениями вытаскивает ключ зажигания, потом пистолет из кобуры.