Евгений Беркович - Прецедент

Планк настаивал, что нужно подходить к евреям дифференцированно, делать различия между ними. Гитлер резко возразил: «Это неверно. Жид есть жид, все евреи связаны одной цепью. Где есть один жид, там сразу соберутся евреи всех видов». [21] Отчёт Планка 1947 года опубликован в книге Albrecht Helmut (Hrsg.). Naturwissenschaft und Technik in der Geschichte. gnt-Verlag, Stuttgart 1993.

Макс Планк осмелился возразить рейхскан­цлеру, что изгнание за рубеж лучших учёных осла­бит Германию и, наоборот, укрепит наших возмож­ных противников. В ответ на это Гитлер стал хва­статься, что обойдётся без евреев, его речь стано­вилась всё более быстрой и возбуждённой, в конце концов, фюрер впал в такой раж, что сильно уда­рил себя по колену и закончил с угрозой:

«Гово­рят, что я страдаю временами от нервной сла­бости. Это клевета. У меня стальные нервы».

Планку не оставалось ничего другого, как замолчать и попрощаться.

Узнав о выходе Альберта Эйнштейна из Прусской академии наук, забеспокоилась и другая академия — баварская, чьим членом-корреспондентом являлся великий физик. В письме учёному от 8 апреля баварские академики выразили свою солидарность с прусскими коллегами и задали вопрос, как в свете разрыва с Прусской академией видит Эйнштейн свои будущие отношения с её мюнхенским аналогом. Ответ учёного не оставлял сомнений, что и с этой немецкой академией он не хочет иметь ничего общего. Правда, в ответе от 21 апреля он привёл другие аргументы, чем для Берлина:

«Академии созданы, в первую очередь, для того, чтобы защищать и обеспечивать научную жизнь в своей стране. Но немецкое научное общество, как мне известно, с молчанием встретило то, у немалой части немецких учёных и студентов отнята возможность жить и работать в Германии. Я не хочу принадлежать обществу, которое это молчаливо принимает, пусть даже под внешним давлением». [22] Einstein Albert. Uber den Frieden (см. примечание 3), S. 232.

Альберт Эйнштейн

Гений физики часто демонстрировал детскую наивность в политических вопросах. Будучи убеждённым пацифистом, он долгое время протестовал против любой военной службы, пока не понял, что нацистское зло можно победить только силой. Понимание пришло к нему именно весной 1933 года, когда он из бельгийского курортного городка Ле Кок-сур-мер наблюдал за развитием событий в Германии. Повлияли на него беседы с бельгийским королём — тоже Альбертом, — случившиеся тем же летом. Бельгийскую королевскую чету профессор знал и раньше, вместе с королевой он играл в одном струнном квартете, в котором Элизабет исполняла партию второй скрипки, а Альберт Эйнштейн — первой.

Макс Планк

Будучи во Франции, Эйнштейн обещал известному французскому пацифисту Альфреду Нахону [23] Альфред Нахон (Alfred Nahon, 1911-1990) — французский психолог, философ и графолог. заступиться за двух его товарищей, сидящих в бельгийской тюрьме за отказ от воинской службы. Теперь в Бельгии такой случай представился, однако, аргументы короля и, главное, стремительное развитие событий на родине повлияли на взгляды некогда безоговорочного пацифиста.

Эйнштейн ответил Нахону так:

«В принципе, мои убеждения не изменились. Но в сегодняшних условиях, будь я бельгийцем, я бы не отказывался от военной службы, а, напротив, охотно принял бы её с чувством, что защищаю европейскую цивилизацию». [24] Goenner Hubert. Einstein in Berlin (см. примечание 4), S. 340.

Интересно, что французский пацифист понял своего старшего товарища и сообщил ему весной следующего года, что добровольно записался на военную службу. Зато другие бывшие единомышленники расценили новые убеждения Эйнштейна как опасную глупость. Письмо Нахону, которое перепечатали многие газеты, так прокомментировал Ромен Роллан в письме от 15 сентября 1933 года Стефану Цвейгу:

«Эйнштейн как друг в некоторых вещах опаснее, чем враг. Он гениален только в своей науке. В других областях он глупец. Верить самому и убеждать молодых людей поверить, что их отказ от воинской службы может остановить войну, было преступной наивностью, так как очевидно, что война всё равно придёт, хоть по трупам мучеников. Теперь он делает крутой разворот и предаёт военных отказников с тем же легкомыслием, с которым их раньше поддерживал». [25] Там же.

Зато в оценке опасности Гитлера и, в целом, национал-социалистической Германии великий физик опередил многих политиков и интеллектуалов. Некоторые из них даже издевались над страхами Эйнштейна.

Известный немецкий художник-карикатурист Георг Грош [26] Георг Грош (George Grosz, 1893-1959) — немецкий и американский художник, график, карикатурист. В Третьем Рейхе считался представителем «дегенеративного искусства». (при рождении у него была фамилия Гросс, но он поменял её в зрелом возрасте) эмигрировал в США в 1932 году. Оттуда он писал 13 марта 1933 года своим друзьям в Германии:

«Вы утвердили своим главным теперь вашего Гитлермана. Теперь я особенно рад своему решению эмигрировать». И продолжал: «Я знаю по собственному опыту, что, в конце концов, через какое-то время, когда первый шок пройдёт, все вернутся загорелыми со своих ривьер, и всё пойдёт по-старому, может, чуть правее, чем раньше».

Интервью Эйнштейна 11 марта 1933 года, данное газете Нью-Йорк Уорлд Телеграм», где он критиковал Германию за отсутствие свобод, Грош комментировал с издёвкой, смешанной с хамством и откровенным антисемитизмом, словно пародируя речи Геббельса:

«Ты слышал этого ординарного подкупленного предателя Эйнштейна? Вульгарный, судя по его поведению, зачем только называет себя учёным, под завязку набитый деньгами, которые евреи отбирают у бедных людей в своих магазинах, он позволяет себе открывать тут грязную пасть». [27] Goenner Hubert. Einstein in Berlin (см. примечание 4), S. 341.

По-видимому, так понимал Грош патриотизм: нельзя критиковать Германию, находясь за границей. То, что свободный голос на родине уже нельзя было услышать, свежеиспечённого эмигранта не интересовало.

Альберт Эйнштейн и Томас Манн

Убеждение, что приход Гитлера сулит только временные неприятности и скоро всё вернётся на круги своя, было столь распространено среди немецких интеллектуалов, что даже такие проницательные и дальновидные мыслители, как Томас Манн, поддавались искушению не думать о страшном.