Николай Горностаев - Мы воевали на Ли-2

В сумерки два Ли-2 взлетели на поиск целей и обозначение их САБами и зажигалками. Ведущим основной группы шел Ли-2 старшего лейтенанта Константина Ворошухи. Растаял в небе гул последней машины, над аэродромом повисла тишина. Мы остались ждать своих товарищей. Розовыми светлячками плавали огоньки самокруток, тихий говор слышался на опустевших стоянках. О чем говорят авиатехники в такие минуты? О всем. О доме, о том, что обмундирование износилось, а нового не дают, клянут Гитлера и намечают планы на мирную жизнь… Но вслушайтесь в их разговоры, и поймете, что мыслями они совсем не дома, не в каптерке старшины, не в Берлине и не в послевоенном времени. Всем существом своим, всей душой каждый из нас в бою, с экипажем, с машиной…

— Идут! — и затихли разговоры.

Самолет Ворошухи садился «с прямой». В свете посадочного прожектора было видно, как он тяжело ударился о землю. Что с ним? Я и еще несколько чело бросились к машине. Дверь распахнулась. Первым шел командир, за ним — второй летчик Валентин Мурзаков, штурман Владимир Буховец, штурман-стажер Павел Алексеев… Мы напряженно ждали. Ли-2 досталось так, что о втором вылете и мечтать он не мог. Подъехал на «виллисе» командир полка. Встал рядом с нами. По лесенке сошел борттехник А. А. Волков за ним — стрелок-радист старшина Е. А. Вербицкий. Ворошуха направился к Осипчуку, вскинул руку к виску. Осипчук остановил его:

— Вижу сам, что в рубашках родились. При таких повреждениях самолет должен разваливаться в воздухе.

— Ничего; — улыбнулся Ворошуха. — Мы еще повоюем.

У Ли-2 — десятки пробоин от осколков, один снаряд взорвался в самолете, и только чудом никого не задело, хотя парашюты посекло. Пробит пол у трубопровода от бензобака. Я прикинул: три сантиметра левее, и баки взорвались бы — осколки-то от термитных снарядов.

Мягко ворча, на посадку один за другим заходили наши машины. Все двадцать.

Днем, заделав листами дюралюминия большие дыры, экипаж Ворошухи, в который был включен и я, перегнал израненный Ли-2 под Калугу в мастерские. Взамен получили отремонтированный самолет из нашей же 2-й авиаэскадрильи и вернулись на аэродром в Пушкин.

14 апреля на псковском участке Ленинградского фронта наши части перешли в наступление. В полку приподнятое настроение. Мы уже знали, что 26 марта 1944 года советские войска вышли к границам Румынии, вступили на ее территорию. Пришел и наш черед гнать врага с родной земли. Бомбим артпозиции в районе Иерусалимки, Глоты, Череха, южнее Пскова. Наносим массированные удары по сланцеперегонным заводам и рудникам в районе Кивныли и Тюрсамаэ, восточное Дукваре. Бомбим скопление войск в пункте Адивере. Почти месяц сложнейшей боевой работы — и без потерь. Было от чего прийти в хорошее настроение. Оно покинуло нас ночью девятого мая.

В эту ночь 25 наших Ли-2 парами и звеньями взлетели на бомбежку эшелонов на станции Тапа в трех десятках километров юго-западнее Ракваре. Три самолета горящими факелами прочертили ночное небо над этой станцией. Один из них был наш — командира отряда старшего лейтенанта Б. В. Бурканенко. Одессит, весельчак, он мрачнел, когда при нем говорили об Одессе. Он боялся встречи с лежащим в руинах родным городом, который так любил. В том же горящем факеле оборвалась жизнь штурмана лейтенанта Николая Ивановича Булаха. Ему не повезло первый раз в экипаже Н. И. Рассадина. В октябре сорок третьего их сбили под Рославлем. Булах уцелел. Несколько дней он пробирался к линии фронта, перешел ее, вернулся в полк. И вот погиб под Тапой. Пустыми остались и нары старшины И. Г. Казакова. Долгое время он работал мотористом, механиком. Рвался в небо. Стал бортмехаником. Восемьдесят первый вылет оказался для него роковым.

Словно разделяя нашу горечь и боль по погибшим друзьям, небо на четыре дня заволокли тяжелые свинцовые тучи, хлестал дождь. Но на войне долгому о нет места. Может быть потому, что все в ней равны перед смертью и никто не знает, что ждет его завтра. К тому же работы все прибавлялось.

Ночью 26 машин вылетели для бомбежки железнодорожной станции города Тарту. По донесениям разведки, там скопились вражеские эшелоны с войскам и техникой. Обеспечивали удар экипажи Ли-2 П. И. Фурсова, И. П. Михейкина и М. К. Аджбы. Они осветили и обозначили цель, блокировали немецкий аэродром. Задание было выполнено успешно, но без неприятностей не обошлось. В полете вышла из строя гидросистема на самолете старшего лейтенанта А. В. Сорокина. Пришлось ему вернуться и садиться с бомбами под фюзеляжем. Мы с тревогой ждали его посадки. И не зря. Когда самолет коснулся земли, правая стойка шасси сложилась. Ли-2 лег на крыло, винт рубанул землю… Мы рванулись к машине, неуклюже лежавшей посередине ВПП.

— Здесь ей не место, — скомандовал Фомин. — Полосу нужно освободить. Оружейники, за работу!

Вооруженцы быстро вывернули взрыватели, осторожно сняли бомбы. Подвезли резиновые мешки, разложили под крылом, подсоединили к ним баллоны со сжатым воздухом. Машину выровняли. Правую ферму шасси поставили в выпущенное положение, зафиксировали в специальном приспособлении и отбуксировали самолеты на стоянку. Вокруг него, как вокруг больного, засуетились техники, механики, мотористы. Заменили гидросервопоршень, механический замок фиксации шасси, сняли воздушный винт…

Винты — трехлопастные, изменяемого шага, с гидравлическим устройством автоматического флюгирования — доставляли нам немало хлопот. В полк они поступали в разобранном виде. Вначале, еще на фронте под Сталинградом, сборку винтов и их монтаж вели специалисты из полевых авиаремонтных мастерских. Это тормозило работу, задерживало ввод машин в строй. В октябре сорок второго года решили отправить на стажировку в ПАРМ-10 старших техников отряда, по одному-два человека от эскадрилий. Там я научился ремонтировать собирать и балансировать воздушные винты. А повреждения они получали часто. При рулежках, если машины попадали колесами в воронки от бомб. При складывании ферм шасси. Их секли осколки зениток, рвали пули…

Забоины и «вырывы» по задней кромке лопасти обрабатывали напильником, шлифовали наждачной бумагой. Если же повреждались передние кромки — ребра атаки, лопасти приходилось менять. А съем и монтирование винта — операции сложные. Нам же приходилось выполнять их не только на базовом аэродроме, но и в местах вынужденных посадок Ли-2.

На машине Сорокина эту работу мы сделали за три часа. Оставалось заменить согнутую консоль крыла. Она нашлась в запасе у заботливого и прижимистого Николая Степановича Фомина, старшего инженера полка.

— Дружней, ребята, — подбадривал он. — Немцы заждались этот Ли-2. Что-то, говорят, давненько бомб на наши головы никто не кидал. Где этот Сорокин?