Арон Симанович - Распутин и евреи

Царица меня внимательно выслушала и, по своему обыкновению, спросила: «Что же я должна делать?» Я передал ей прошение, на котором она написала:

«Разрешается.

Александра».

Я отправился немедленно к градоначальнику, который был очень удивлен, но вследствие моей с ним дружбы не чинил мне препятствия. Полицейское разрешение было мне немедленно выдано.

После прибытия труппы Фишзона в Петербург я устроил большой прием у меня на дому. Тогдашний председатель Совета министров Штюрмер, епископ Исидор, министр внутренних дел Протопопов, Распутин, начальник охранного отделения ген. Глобачев, товарищ министра внутренних дел Белецкий и др. высокопоставленные лица были моими гостями. Я пригласил также всю труппу Фишзона. Можно себе представить изумление еврейских артистов при виде собравшихся у меня сановников. Одаренная примадонна труппы Клара Юнг пела и танцевала с большим успехом. Представления труппы состоялись в немецком Екатерининском клубе, членом правления которого я состоял. Петербургские выступления труппы были блестящи как в художественном, так и в финансовом отношении. В конце концов Фишзону было дано разрешение играть по всей России.

Другой случай. Еврейский врач Липперт попал в плен к немцам. Его жена, родственница графини Витте, обратилась ко мне с просьбой исхлопотать обмен его на немецкого военнопленного. Я ей посоветовал по этому делу обратиться к Распутину.

Мне было очень смешно видеть, насколько эта дама была взволнована предстоящим визитом.

Прием у царя не так волновал людей, как посещение Распутина.

Госпожа Липперт, следовательно, просила Распутина об освобождении ее мужа из германского плена. В нашей практике это был первый такого рода случай. Мы советовались о том, кто бы мог нам в этом деле помочь. Когда я предложил обратиться к министру иностранных дел Сазонову, то Распутин с видимым смущением сказал:

- Тот нас выставит.

Мы все были удивлены, и я спросил:

- Почему?

- Он за войну, а я против войны, - ответил Распутин.

Распутин знал, что Сазонов, как и многие другие лица, был против него. Сазонов пробовал даже восстановить царя против Распутина, но безуспешно. Он прекратил свою деятельность в этом направлении, когда увидел, что этим он мог только повредить своему положению у царя. Распутин не любил обращаться с просьбами к своим врагам и делал это только в крайних случаях. Но так как Сазонова в данном случае нельзя было обойти, то мы старались уговорить Распутина сделать в этот раз исключение.

В конце концов он согласился и заявил просительнице:

- Ну, так ступай к Сазонову!

Распутин писал очень плохо, но все же часто составлял короткие, запутанные и бессодержательные записки, причем он в таких случаях садился за письменный стол с очень важной миной. Его почерк был ужасен, и составление записок требовало много времени. Г-жа Липперт ждала в большом волнении. Наконец Распутин вручил ей большой клочок бумаги с нацарапанными на нем словами:

«Милый, дорогой, помоги изнывающему в германском плену! Требуй одного русского против двух немцев. Бог поможет при спасении наших людей. Новых-Распутин».

Госпожа Липперт отправилась на другой день к Сазонову. Она была в полной уверенности, что ее муж будет освобожден из плена.

Сазонов принял ее, прочел записку Распутина и, подумав слегка, сказал:

- Как министр иностранных дел я могу это дело провести и без этой записки. Сохраните ее и скажите Распутину, что я вашу просьбу исполнил бы и без его записки.

Вызванный Сазоновым чиновник заявил, что уже шесть русских военнопленных ждут своей очереди обмена и Липперт может попасть в очередь только после них. Это не устраивало госпожу Липперт, и она настаивала на немедленном возвращении своего мужа, так как он уже стар и болен. Сазонов обещал:

- Хорошо, я это сделаю через Красный Крест.

Когда госпожа Липперт рассказала Распутину о ее приеме у Сазонова, он был очень недоволен, но не сказал ни слова, потому что Сазонов все же обещал исполнить просьбу.

Мы ждали восемь дней. От Сазонова не было известий. Госпожа Липперт опять явилась к Распутину за советом. Он не любил, если его престиж начинал колебаться. Если он получал отказ, то он становился раздраженным. Так случилось и на этот раз. Распутин побежал к своему письменному столу и написал:

«Слушай, министр! Я послал к тебе одну бабу. Бог знает, что ты ей наговорил. Оставь это! Устрой, тогда все будет хорошо. Если нет, то я набью тебе бока. Расскажу любящему, и ты полетишь. Распутин».

Слова «Расскажу любящему» означали, что Распутин намеревался по этому делу говорить с царем.

Госпожа Липперт сперва не осмеливалась со столь вызывающим письмом идти к Сазонову. Грубый тон записки был ей самой неприятен. Я все же уговорил ее посетить еще раз Сазонова. Она пошла и вручила ему записку.

- Ваше Превосходительство! - сказала она. - Я имею еще одну записку от Распутина. Делайте с ней, что хотите !

- Как! - воскликнул он. - Я должен позволить такому пройдохе, как Распутину, писать мне такие письма? ! Если бы вы не были дамой, я просто велел бы вас выбросить.

После этого госпожа Липперт просила вернуть ей письмо Распутина, но, к удивлению, Сазонов отказался и, по-видимому, его злоба затихла.

- Если вы мне сейчас не вернете письмо Распутина, - ответила госпожа Липперт, - немедленно пойду к Распутину и передам ему наш разговор.

- Оставим это, - ответил Сазонов после некоторого колебания. - Я был вне себя. Не обращайте внимания на это. Скажите отцу Григорию, что это была лишь шутка.

- По моему мнению, - заметила госпожа Липперт, - вам следовало бы позвонить теперь Распутину. - От нее не ускользнула перемена в отношении Сазонова к Распутину. - Вы ведь знаете, что он меняет министров как перчатки.

Она сняла телефонную трубку, соединилась с квартирой Распутина, попросила его к телефону и передала трубку Сазонову.

- Вы прислали мне странное письмо, Григорий Ефимович, - сказал Сазонов, - разве вы сердитесь на меня?

- Как так? - ответил Распутин. - Не за мною дело. Ты меня обидел. Только советую тебе не пакостить, а лучше оставаться друзьями.

Разговор закончился несколькими пояснительными фразами, причем Распутин присовокупил:

- Мы с тобою уживемся хорошо. Я еще никому таких писем не писал.

После двух недель д-р Липперт был в Петербурге.

Очень гладко закончились наши хлопоты в пользу сосланных в Сибирь польских помещиков, которых по обвинению генерала Брусилова сослали в Сибирь за то, что они будто бы из своих имений на Галицийском фронте сообщали неприятелю по телефону сведения о передвижениях войск. Я находился в отличных отношениях с деканом католического Невского прихода в Петербурге патером Казимиром. Патера просил один галицийский ксендз похлопотать в соответствующих учреждениях за сосланных помещиков. Между тем как ксендз считал нужным передать это дело папе, патер Казимир счел более целесообразным обратиться ко мне. С Распутиным патер Казимир был уже знаком с одного кутежа.