Павел Ольховский - Последняя гимназия

И всё!?

— И всё. Как раз что и надо… Особенно не расплывайся, говори поменьше, покороче. Понимаешь?

— Теперь-то я понимаю! А то…

— Что?..

— Нет, так… Ну, пока, пойду, всего…

В четверг весь вечер Химик читал газеты.

В пятницу говорил с Сашкой и начал конспект.

В субботу и воскресенье ходил в отпуск.

В понедельник проверял с Сашкой конспект, а вечером был на юнкомовском собрании и прислушивался, как надо говорить.

Во вторник ходил и готовился весь день, видел объявление: "В среду в 8 с половиной часов вечера в клубе состоится доклад на тему о Волховстрое. Докладчик тов. Евграфов".

В среду после уроков Химик пришел к Сашке и, захватив его, привел в клуб.

— Вот что, Сашка. Ты посиди вроде публики, а я тебе доклад сделаю. После ты скажешь, хорошо у меня выходит или нет.

Из клуба Химик выскочил веселый и даже засмеялся от удовольствия.

А наверху в зале натирали полы, и уборщица Аннушка чистила мелом дверные бронзовые ручки.

Вечером в клуб Сашка привел Химика за руку. В клубе горели все четыре лампочки и было полно ребят.

— К порядку, — высморкавшись, сказал Сашка.

Сейчас товарищ Евграфов, ученик первого класса, сделает доклад о Волховстрое. Прошу сидеть смирно и приготовлять вопросы. После доклада будет собеседование… — Ну, Химик; начинай.

Как он заговорил, Химик не помнил, но вдруг запутался где-то в словах.

"Ленин сказал… кооперация… плюс электрификация…"

В рядах громко засмеялись.

— Кипирация плюс электрификация…

— Тише! — обернувшись к остряку новым и незнакомым голосом крикнул Сашка. — Побузи ещё у меня — живо вылетишь. Пришел слушать — слушай, а хамить нечего! Вали дальше, Химик…

Викниксор сидел у стола, полуобернувшись к юнкомам, пришедшим говорить с ним о комсомоле. 0н ковырял в ухе, внимательно рассматривал найденное там и растирал в пальцах. Вид его был неопределенный и скорее недовольный; он наверное и не слушал Иошку потому что вдруг прервал его и, грузно повернувшись в кресле, заговорил:

— Да, комсомол — вещь хорошая, но не для нас…

Это озадачило ребят. Иошка переглянулся с юнкомцами и, стараясь говорить бодро, возразил:

— Почему? Ведь Юнком тоже комсомольская организация. Мы хотим только переименоваться…

— Ах, дело не в названии. Нашей школе вовсе не нужен комсомол. Юнком занимался и занимается школьным строительством. Комсомол займется политикой, а школе этого не надо.

— Но ведь и Юнком тоже занимался политикой?

— А кто говорит, что Юнком — совершенство. Нам нужна совсем другая организация… Такая организация, которая существует в английской школе. Там, например, есть объединения лучших учеников — таутеров. Тутеры помогают воспитателям в их работе, занимаются с отстающими, выясняют и пресекают проступки своих младших товарищей. У них есть свои выборные органы, спорткоманды, и всю работу они проводят в тесной связи со своими учителями.

— Знаете, Виктор Николаевич, — желчно произнес Иошка, по-нашему между комсомолом и вашими таутерами очень большая разница.

— Только та, что тутеры для нас нужнее.

— И потом, — вмешался Сашка, — тутеры у нас не пройдут. Это же накатчики. Их бить будут.

Викниксор замолчал. Секунду он что-то обдумывал и наконец осторожно сказал:

— Конечно. Их бы били… Но после Юнкома… мне казалось… я думал… этого уже не будет…

— Значит, что же… Значит, вы хотели, чтобы Юнком подготовил почву для тутеров?

— Нет… Я думаю… я предполагал… я был уверен, что вы постепенно придете к сознанию необходимости подобной организации. Я… стремился к этому…

Вдруг Викниксор спохватился:

— Это, конечно, между нами.

— Мы понимаем, — мрачно ответил Иошка.

— А если всё-таки нам лучше комсомол?

— Ваше дело. Вам обещали — идите, хлопочите.

— Ну что ты теперь на это скажешь, Иошка, а? Что ты теперь скажешь?

— Что скажу, — Иошка остановился, шумно втянул в себя воздух и огорченно взглянул на Сашку: — Ничего, брат, не скажу.

— Нет, но ты пойми, что это значит: это же обман, уловка, гибель! — Сашка суетился около Иошки, забегал вперед и заглядывал ему в лицо: — Это же политика…

— И никакой тут нет политики. Просто у Викниксора в грудях бушуют чувства, — он и проговорился

Вечерние уроки кончились, Шкида пьет чай.

В полутемной, мрачноватой столовой, со всех концов сплошь заставленной столами, по вечернему невесело — шумно и тоскливо. Только у окон, где сидит четвертое отделение, оживленно разговаривают Фока, Дзе и Иошка. Беседой, впрочем, назвать этот разговор будет трудно: ребята попросту подтрунивают над халдеем, пока тот, не выдержав, смывается.

— Ох, и скучно же сегодня, ребята, — зевая говорит Фока и отирает платком рот.

— Что бы придумать такое? — он неопределенно щелкает пальцами и вдруг оживляется: — Хотите анекдот, мальчики?

— Даешь, — радуются "мальчики".

— Ладно… Получила старушка одна от сына письмо… — начинает нарочито-небрежным тоном Фока, — из-за границы…

Ребята хохочут. Сашка недовольно чмокает и качает головой.

— А вот ещё, как три еврея с Раковским во Францию ездили, — снова начинает Фока…

Сашка опять недовольно чмокает. — А! — кричит Иошка, — наш уважаемый Саша недоволен! Наш достопочтенный секретарь коллектива изволит хмуриться. Отчего это, Сашенька?

— Ты сам знаешь отчего, — огрызается Сашка. — Ты, председатель коллектива, и Дзе, член президиума, как последние обыватели все дни теперь трещите с Фокой и слушаете анекдоты. Противно.

— Подумаешь… — обижается Иошка. — Может, и мне прикажешь сидеть сложа губки бантиком, писать инструкции и говорить умные речи?

— Ты сам знаешь, что тебе делать… Ты — председатель Юнкома.

— Ну и молчи.

Иошка отворачивается хмурый. Фока смотрит на них со скрытой усмешкой.

— Что, Саша, — спрашивает он, — получил от начальства нагоняй?

Сашка, не отвечая, опускает глаза и зубами вгрызается в кружку.

Сашка помнит, как на другой день он, полный самых лучших чувств, подошел к новичку поговорить с ним о Юнкоме и как тот отшил его с самой разлюбезнейшей улыбкой. — И вообще, — добавил он под конец, — с комсомольскими и прочими организациями я никогда не имел дела и иметь не хочу.

И Иошка совсем изменился с тех пор, как подружился с Фокой, стал какой-то развязный, нахальный, расхлябанный; ходит с забубённым видом… и пахнет от него водкой. Над Сашкой, над его юнкомовской работой подшучивает… Теперь даже Дзе пристал к нему, юнкомовскую работу совсем забросили. На последнем заседании президиума Джапаридзе только зевал, а Иошка рассматривал оранжевый галстук, подаренный ему Фокой, предоставив Сашке решать дела. Сашка от работы не отказывается, — Юнком работает ровно и без перебоев, — но поведение двух "вождей" начинает внушать опасение. Надо как-нибудь поговорить с ними, предостеречь, а то — Сашка улыбается — хотел он на Фоку воздействовать, а тот, оказывается, уже Дзе с Иошкой к себе прибрал.