Иван Бенедиктов - Рядом со Сталиным

Повторилась, правда, в видоизмененном варианте, ситуация первых лет революции и гражданской войны, когда стихия многовековой ненависти эксплуатируемых к эксплуататорам привела к гибели десятков тысяч невинных людей из «верхнего» и «среднего» сословия. Вправе ли мы винить за эти эксцессы, эти жестокости Ленина, Дзержинского, их соратников? Абстрактно говоря, да — там недосмотрели, здесь недоучли, то недодумали и т. п. Однако на практике унять разбушевавшиеся страсти, остановить жестокую резню и кровопролитие сразу, «одним махом» было просто невозможно. Большевики все делали для этого, рисковали жизнью, но обуздать стихию не всегда удавалось. Примерно то же самое произошло и в 30-е гг., при Сталине.

Да, тот факт, что в ходе репрессии пострадали тысячи честных, невинных людей, говорит о большом вреде, который был нанесен нашему обществу. Но в целом крупномасштабная, решительная чистка партийно-государственного аппарата, армии укрепила страну и сыграла положительную роль. Без издержек, подчас весьма болезненных и крупных, в истории не было, да и никогда не будет подлинно революционных преобразований.

— Вы говорите о «народной стихии». Но ведь репрессии организовывались партийным аппаратом и органами НКВД, которые прочно держал в своих руках Сталин…

— Откуда приходили в партийный аппарат и органы госбезопасности люди? Конечно же, из народа, в основном из рабочих и крестьян. Не испытывать на себе влияния их настроений, суждений и психологии они не могли. А рабочие и крестьяне тогда тоже не сплошь и рядом были передовыми…

Трагизм обстановки состоял в том, что очищать, укреплять страну приходилось с помощью засоренного аппарата, как партийного, так и НКВД, другого просто не было. Поэтому за одной волной чистки следовала другая — уже против тех, кто допустил беззакония и злоупотребления должностью. Кстати, в процентном отношении больше всего, пожалуй, пострадали органы госбезопасности. Их «вычищали» регулярно и радикально — без всякой снисходительности к прошлым заслугам и революционной биографии.

Сталин, несомненно, знал о произволе и беззакониях, допущенных в ходе репрессий, переживал это и принимал конкретные меры к выправлению допущенных перегибов, освобождению из заключения честных людей. Кстати, с клеветниками и доносчиками в тот период не очень-то церемонились. Многие из них после разоблачения угодили в те самые лагеря, куда направляли свои жертвы. Парадокс в том, что некоторые из них, выпущенные в период хрущевской «оттепели» на волю, стали громче всех трубить о сталинских беззакониях и даже умудрились опубликовать об этом воспоминания!

— Простите, но ваши слова о непричастности Сталина к расправам над честными людьми не убеждают. Если даже допустить это, то в таком случае он был просто обязан, во-первых, честно и открыто признаться перед всем народом в допущенных беззакониях, во-вторых, реабилитировать несправедливо пострадавших и, в-третьих, принять меры к недопущению подобных беззаконий впредь. Ничего ведь этого не было сделано…

— Вы, видимо, просто не в курсе дел. Что касается во-первых и во-вторых, то январский Пленум ЦК ВКП(б) 1938 г. открыто признал беззакония, допущенные по отношению к честным коммунистам и беспартийным, приняв по этому поводу специальное постановление, опубликованное, кстати, во всех центральных газетах. Так же открыто, на всю страну говорилось о вреде, нанесенном необоснованными репрессиями, на состоявшемся в 1939 г. XVIII съезде ВКП(б).

Сразу же после январского Пленума ЦК 1938 г. из мест заключения стали возвращаться тысячи незаконно репрессированных людей, в том числе и видные военачальники. Все они были официально реабилитированы, а кое-кому Сталин принес извинения лично.

Ну а по поводу в-третьих, я уже говорил, что аппарат НКВД едва ли не больше всех пострадал от репрессий, причем значительная часть была привлечена к ответственности именно за злоупотребление служебным положением, за расправы над честными людьми… Наибольшую ответственность, как вам, наверное, известно, за такие расправы несут Ягода и Ежов — бывшие наркомы НКВД. Вместе со своими подручными они были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны именно за то, что погубили лучших людей, опытные партийные кадры. Пришедший им на смену Берия слыл «либералом» и на первых порах действительно резко сузил размах репрессий. Однако, не выдержав испытания властью, тоже стал допускать злоупотребления, полностью разложился в морально-бытовом плане. За год до смерти Сталина его сняли с поста наркома, ближайшие бериевские сподвижники были арестованы и находились под следствием. Кольцо вокруг Берии неумолимо сжималось, недаром он проявлял лихорадочную активность в последние месяцы жизни Сталина, а сразу же после его смерти первым начал кампанию его дискредитации.

Теперь о мерах по недопущению репрессий. Они были приняты XVIII съездом ВКП(б) в 1939 г. Съезд отменил практиковавшиеся до того регулярные массовые чистки партии. Лично я считаю, что это было ошибочное решение. Обеспокоенный ущербом, нанесенным партии массовыми репрессиями, Сталин ударился в другую крайность и явно поторопился. Ленин был куда ближе к истине, когда подчеркивал, что правящая партия должна постоянно чистить себя от «шкурников» и «примазавшихся». Забвение этого завета обошлось и обходится нам страшно дорого. Правда, это стало очевидным лишь сейчас — тогда я не сомневался в правильности принятого решения…

В связи с заданным вами вопросом вспоминается такой эпизод. Когда в сельскохозяйственные наркоматы в конце 1938 г. стали возвращаться из заключения незаконно осужденные люди, я в присутствии Сталина выразил удовлетворение по поводу этого. Реакция, однако, была неожиданной.

«А куда вы смотрели раньше? — сердито сказал Сталин. — Наверняка ведь знали этих людей, понимали, в каком положении они оказались. Почему не заступились за них, не пришли ко мне, в конце концов? Неприятностей боитесь? Так если вы спокойной жизни ищете, с наркомовского поста уходить надо. Тут премудрые пескари немало вреда наделать могут».

Сталин был здесь не совсем прав — что мог, я предпринимал, а идти ва-банк, как это делали другие наркомы, действительно добивавшиеся спасения честных людей, в моем случае нужды не возникало. Сталин, к счастью, редко, впадал иногда в необъяснимое раздражение, порой даже озлобленность, хотя обычно очень хорошо владел собой, умело контролировал эмоции. Но я привел этот случай для того, чтобы показать, каков был действительный настрой его мыслей в тот период.

— Все-таки трудно поверить в то, что Сталин не знал и не ведал, что творилось в Наркомате внутренних дел…