Егор Лосев - Резервисты

— Ты Рувимыч, доиграешься, — говорил высокий, не выпуская изо рта сигарету, — я Розке расскажу, как ты на нее ночью через прибор пялился, она ж тебе этот прибор знаешь куда…

— Побойся Бога, Михалыч, — с ужасом в голосе отвечал толстячок заплетающимся языком, — она ж у тебя это… огонь-баба, коня на скаку, это самое…, в горящую избу заткнет…,- а приборов всего два на весь поселок, я ж не специально, у меня сехтор наблюдения как раз краем в окно твоей кухни упирается.

— А ты, Рувимыч, попробуй свой сектор куды-нить в другое место упереть, например, в спальню Хаиму, — сказал высокий, тыча сигаретой в окно соседнего дома.

— Здорово, мужики! — гаркнул Мишаня.

— А, бойцы, милости прошу к нашему шалашу, — толстяк, пошатываясь, двинулся к калитке, открыв её, пожал нам всем руки. Михалыч в это время вытащил из под стола две скамейки.

— Вот — сказал Мишаня, — знакомьтесь, местные силы самообороны.

— Рега ( секунду ивр .), — хором сказали мужики, разливая нам и себе водку.

Мишаня плеснул себе томатный сок и накрыл стакан ладонью.

— За знакомство! — провозгласил Леха, подняв одноразовый стаканчик.

Мы выпили.

— Кушайте, пацаны! — высокий протянул нам тарелку, на которой дымились нанизанные на деревянные палочки куски мяса вперемешку с луком и помидорами. Мы взяли себе по палочке шашлыка.

— Теперь и познакомимся, — сказал Мишаня, представляя нас всех друг другу. Я уже давно понял, что именно этих мужиков я слышал ночью по рации и решил их разыграть.

— А не вы ли, уважаемые, дежурили сегодня ночью? — спросил я, — А то утром приходили на вас жаловаться.

Вся компания с удивлением уставилась на меня, даже кот отвлекся на минуту от шашлыка.

— Ну было дело, — протянул сидящий напротив меня Рувимыч, — но че жаловаться? Мы ж трезвые были, Михалыч только одного подстрелил, и то не до конца, дык они, суки, тоже стреляли…

— Да не в стрельбе дело, — сказал я — сегодня делегация пришла от местных представителей «Исламского Джихада», говорят, мол, бойцы самообороны N-ского поселения их ночью по рации представителями секс-меньшинств называли, гомосексуалистами мол ругали, а у них с этим делом все в порядке, один даже жену притащил, чтоб подтвердила.

Тут Михалыч от удивления уронил сигарету в стаканчик с водкой.

— Я ж тебе говорил, дураку! — заорал он Рувимычу, — Радио, мать его, молчание соблюдать надо! Чему тебя только на твоих подводных лодках учили, берут, блин, детей на флот! А еще торпедист бывший! Теперь все! Только перестукиваться будем, понял, блин!

Зорик, которому я успел рассказать про ночной разговор по рации, от смеха подавился шашлыком.

Следующий тост опрокинули за дружбу. Мишаня опять пил сок.

— Вот гляжу я на тебя и поражаюсь, — сказал Михалыч, разглядывая Мишаню, — вот ты говоришь, контуженый, и не пьешь. Я вот тоже контуженый, а только я водкой и лечусь.

— Дык у вас, это, — встрял Рувимыч, — контузии, други мои, разные: тебя, небось, Розка сковородой огрела, а человек на боевом посту вражиной взорванный.

— Сам ты Рувимыч взорванный, я между прочим, на Даманском в БТРе горел, косоглазые нас расколошматили, как бог — черепаху. Столько ребят положили, — глаза у Михалыча наполнились слезами, — Ээх, — махнул он рукой, — давай третий!

Выпили, не чокаясь, третий тост. Мы тоже погрустнели, вспоминая…

Михалыч швырнул коту кусок баранины, кот ответил безграничной влюбленности взглядом.

— Ладно, мужики, — сказал Мишаня, поднимаясь, — пора нам!

— Шашлычки с собой возьмите, пацаны, потом доедите!

Рувимыч снял с мангала очередную партию шашлыка.

— И зелье тож, для аппетиту! — Михалыч завинтил початую бутылку.

— Спасибо, не надо, не можем же мы с пузырем водяры на пост вернуться! — вежливо отказался Зорик.

— Понял, айн минутен!

Михалыч, размахивая бутылкой, унесся в кухню и через пару минут вернулся, протянув нам бутылку из-под минеральной воды.

— Вот, мужики, берите водичку из источников Эйн-Геди, сейчас жарко, много пить нужно! — произнёс он, кутаясь в теплый дубон.

Поблагодарив мужиков, мы, нагруженные покупками и подарками, двинулись в обратный путь.

Хаммер резво бежал под горку, от водки клонило в сон, но расслабляться не следовало. Был ранний вечер, уже начинались сумерки; все предметы на глазах становились размытыми и теряли резкость. Я крепче сжал ребристое цевье М16, прогоняя сонливость. Из динамика доносился усиленный радиообмен, но я не обращал внимания, пока Мишаня не прибавил громкости. Нам на заднем сидении было плохо слышно, но отдельные фразы долетали и не внушали оптимизма. «Пятеро тяжело пострадавших… Машина расстреляна из засады… Двое взрослых, трое детей… Амбуланс приехал… Проводим осмотр местности». Мишаня притормозил на обочине, выудил из кармана пачку «орбита» и протянул нам: «Там что-то случилось впереди, зажуйте, на всякий пожарный». Через пару километров мы увидели на дороге двоих солдат, один показал нам прижаться к обочине и остановиться. Приблизившись к ним, мы увидели дальше на дороге несколько армейских джипов, две машины скорой помощи и одинокий гражданский фиат, ткнувшийся в кювет. Мишаня вышел из машины, к нему подошел майор с красным беретом десантника под погоном. Они о чем-то переговорили, и он указал нам место на обочине, попросив подождать и не мешать следственной группе. Мишаня съехал с дороги и тормознул около других джипов. Впереди стояли бронированные машины скорой помощи, подаренные, судя по надписям на бортах, американской еврейской общиной. В одной задние двери были распахнуты, там шла лихорадочная возня. Зорик доложил по рации, что дорога закрыта, и мы задержимся.

Мишаня подошел к джипу пограничников и заговорил с водителем. Вернулся мрачный: «Вон тот фиат, расстреляли из засады, видимо дали очередь в лобовое, потом подошли и добили всех, кто находился в машине. Двое взрослых и трое детей, один жив, пытаются спасти».

Из скорой помощи выбрался высокий мужик в мятом «бете» [15] «бет» рабочая форма, в ней также ходят резервисты и в окровавленных резиновых перчатках. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что там внутри все кончено. Он содрал перчатки, швырнув их на асфальт, сел на подножку машины и закрыл лицо руками. Следом вылезли двое хмурых санитаров в забрызганных кровью халатах, встали рядом и закурили.

Вокруг фиата ходили полицейские в белых костюмах, снимали отпечатки, фотографировали. Когда они закончили, майор-десантник махнул нам рукой. Мишаня медленно тронул «хаммер» вперед мимо расстрелянного автомобиля. Вблизи фиат выглядел страшно: лобовое стекло в дырках от пуль, все окна справа выбиты, заднее стекло тоже осыпалось. Последнее что бросилось мне в глаза, перед тем как Мишаня увез нас от этого жуткого места, был перепачканный кровью белый плюшевый мишка на заднем сидении.