Николай Левашов - Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить...

Её (моей судьбы) просто не было, вернее, со Дня «М» я сам создавал своими действиями свою судьбу, и только от меня зависело, куда она «пойдёт». И каждое новое изменение структур моего мозга, наработка новых тел сущности, новых свойств и качеств, принципиально меняли даже направление моего движения в будущее. Особенно сильно всё менялось, когда я придумывал что-нибудь принципиально новое, такое, что никто и никогда не создавал до меня и не только на нашей планете, затерявшейся на окраине нашей галактики, но и в других мирах. И опять-таки, об этом я узнал гораздо позже. Возможно, нечто подобное от меня ожидали, и именно поэтому у моей сущности закрыли не только память о предыдущих воплощениях, но и возможность для меня самого и для других просматривать мою судьбу. Вполне возможно, что если бы я увидел своё будущее до того момента, когда я стал качественно менять себя, то я бы начал стремиться выполнить именно это будущее и реализовывать задачи посильные моей сущности, воплотившейся в конкретной генетике. Может быть это будущее и было бы нужным и необходимым для чего-то, но оно основывалось бы только на возможностях моей генетики до сделанных мной изменений, которые затрагивали, как мою сущность, так и мою генетику. Поэтому, знание моей судьбы тем или иным способом могло бы привести меня к тому, что я никогда даже не задумался бы что-то переделывать в своём мозге, сущности и создавать структуры. Всё это стало возможным наверно ещё и потому, что я всего этого как раз-то и не знал и поэтому начал дерзать, и из всего этого дерзания получилось то, что получилось. В 1991 году я ещё не всё понимал из сказанного выше, но даже и тогда не пытался просматривать своё собственное будущее хотя бы потому, что практически не было дня, чтобы я не делал с собой что-нибудь эдакое. А иногда приходилось переделывать себя по несколько раз в день, особенно, если шла работа или борьба с каким-либо очередным космическим паразитом. Так или иначе, я понимал, что сам «кую» в прямом и переносном смысле свою судьбу. Да и не стремился я особенно узнать свою судьбу — а зачем, ведь гораздо интересней идти вперёд и не знать, что тебе откроется за следующим «поворотом». Особенно, если за поворотом — что-то необычное и для тебя неведомое!..

Так вот, я провёл несколько дней в июне 1991 года со своей мамой, не ведая ещё, что не увижу её долгих пятнадцать лет. Приезд мамы в Москву был связан с тем, что мой отец проходил обследование в МОНИКИ, где работала младшая сестра моей матери. Причина проверки была в том, что как-то мой отец упал с верхней полки поезда на столик купе, когда поезд резко затормозил. Он сломал несколько рёбер, но не придал этому значения, считая, что просто сильно ушибся. Отец никому не говорил об этом, вышел на работу и работал со сломанными рёбрами. В результате этого рёбра срослись неправильно и стали давить на лёгкое и вызвали абсцесс, который и заставил его пройти проверку. Он не хотел утруждать меня своими мелкими, как он считал, проблемами, да и не мог я ему выдать больничный, который ему был необходим, чтобы привести себя в порядок. Но результаты обследования показали наличие обширного абсцесса правого лёгкого, и врачи стали говорить об удалении этого лёгкого. Вот с этим я уж никак не смог согласиться. Больничный — больничным, но чтобы терять правое лёгкое — это уж чересчур. Поэтому я сначала с мамой стал навещать отца, а когда мама уехала домой, мы стали навещать его вместе со Светланой. Мои визиты к отцу сопровождались моей работой с ним, я даже не двигал своими руками, чтобы лишний раз не раздражать врачей. И… через некоторое время уже никто из них даже и не заикался об удалении правого лёгкого, и мой отец уехал домой вместе со своим правым лёгким. Мои посещения отца в МОНИКИ были последними днями, когда я видел своего отца живым. Его убрали ударом по сердцу в 1994 году 31 августа, чтобы сделать мне «подарок», после очередного моего отказа сотрудничать с очередной спецслужбой. Но это будет в 1994 году, а в июне-июле 1991 года я последние разы виделся со своим отцом, даже не подозревая об этом…

В это же время произошло одно событие, которое не было эпохальным, но, тем не менее, весьма интересным. Владимир Дмитриевич Сергеев один раз приехал ко мне в Бутово со своей хорошей знакомой, которая в мире кино была широко известна, как талантливый дизайнер кино и у неё был даже «Оскар» за её работу над одним из фильмом. Я видел эту женщину много раз, она была очень приятным и умным собеседником, но в этот раз они приехали не ради того, чтобы пофилософствовать по тем или иным вопросам, а с весьма конкретным вопросом. Её, как специалиста, пригласили разработать костюмы для одного исторического фильма, события которого происходили во Франции 14–15 веков. И ей для того чтобы создать костюмы, соответствующие той эпохе, было необходимо знать, как, например, делались платья дам высшего света того времени. Она ничего не смогла найти по интересующему её вопросу ни в специальных библиотеках, ни в ленинке, и, зная о моих возможностях, она обратилась с просьбой помочь ей в этом деле. Я был весьма далёк от всего этого и ни малейшего представления не имел о костюмах, тем более, о дамских нарядах средних веков. Но тем не менее, я решил попробовать ей помочь в этом деле. Сместившись в нужное время, я начал описывать ей то, что мне удалось разглядеть взглядом непрофессионала. Она, как профессионал, задавала мне уточняющие вопросы о том, что её интересовало и было важно для понимания технологии изготовления нарядов того времени. Ответив на все вопросы, которые мне были заданы, я на некоторое время забыл об этом эпизоде и только позже эта женщина сообщила мне любопытную информацию о той моей работе.

Оказалось, что она отправила запрос в национальную библиотеку Франции именно по технологии изготовления нарядов высшей знати 14–15 веков и… получила через некоторое время ответ. Ответ её потряс тем, что он практически во всём совпадал с той информацией, которую она получила через меня. Более того, моя информация была более полной, позволяющей более точно воспроизвести технологии того времени. Присланные материалы из Франции содержали много пробелов и по ним было практически невозможно воспроизвести технологию. Другими словами — моя информация была полной, а присланная информация была кусочной! Таким неожиданным способом было получено подтверждение реальности смещения в прошлое! Таким образом появилось весьма материальное подтверждение реальности смещения сознания в прошлое, да ещё и такое, при котором у скептиков нет возможности опровергнуть реальность подобного. Ведь ни я, ни дизайнер по костюмам не имели представления о технологиях изготовления одежды 14–15 веков во Франции. Ни я, ни она не могли об этом знать ни на уровне сознания, ни на уровне подсознания. В СССР в библиотеках такой информации просто не существовало, а в библиотеках Франции она была и то в неполном виде. Именно благодаря моей информации этой женщине удалось восстановить полностью интересующую её технологию. Благодаря моей информации, данные из французской библиотеки из разрозненных кусочков стали единым целым, а не наоборот!..