Николай Левашов - Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить...

Я никогда не любил подхалимов и подхалимничать, и поэтому Раиса Трофимовна из-за этого меня недолюбливала. Как-то раз, когда я вышел на занятия после того, как в очередной раз переболел или ангиной, или простудой, она на весь класс заявила, что стоит только Левашову один раз чихнуть, как его мамочка не пускает в школу. До этого момента, несмотря на то, что я не ходил у Раисы Трофимовны в любимчиках, у меня был каллиграфический почерк, лучший в классе, я любил родной язык и литературу. Но после такого её заявления, которое было совершенно несправедливым ни в отношении меня, ни в отношении моей мамы, я объявил своей учительнице начальных классов войну!

Конечно, войну я ей объявил партизанскую, полный саботаж её уроков. Я перестал готовиться к предметам, которые она преподавала. Всё довольно быстро сказалось на моих оценках по этим предметам, и когда всё это дошло до сведения моей мамы, состоялся разбор моих полётов, но несмотря ни на что, я продолжал свой саботаж. Именно таким был мой первый протест, моя забастовка против несправедливости и предвзятости. Конечно, в конечном счёте я наказал самого себя, но тогда я думал по-другому, я думал, что такой несправедливый человек, как Раиса Трофимовна не может быть учительницей, так как я считал, что учение это светое (именно светое, а не святое, хотя тогда я этого ещё не знал) дело, и знания должны нести только чистые и справедливые люди, каковой не являлась эта учительница.

Вообще-то я всегда был очень упёртым в своих позициях, я никогда не изменял своего мнения в угоду кому-либо и не потому, что я был по природе нигилистом, а потому, что считал, что любое мнение должно быть объяснено перед тем, как я его приму. Если объяснение отсутствовало, я такое мнение не принимал, вне зависимости от того, какими последствиями для меня оборачивалась такая моя позиция. Так и здесь, сделав для себя вывод, что Раиса Трофимовна не соответствует моему представлению об учителе, я ей объявил эту свою войну.

Могу только сказать, что на моём жизненном пути большинство моих школьных и университетских учителей и преподавателей были настоящими профессионалами. Так что, подобный конфликт у меня возник только с одной учительницей за все годы моего обучения. Это не значит, что все учителя ко мне относились очень хорошо, некоторые меня недолюбливали из-за того, что я задавал неудобные вопросы, хотел разобраться во всём до самой сути, но они были более-менее справедливы, и этого для меня было достаточно. Я сейчас понимаю, что сильно доставал их своей дотошностью хотя бы потому, что они не могли дать ответы на мои вопросы, а признаться в том, что они не в состоянии дать объяснение, считали ниже своего достоинства.

После шести лет обучения в первой школе у нас в микрорайоне наконец-то сдали под ключ новую, построенную по последнему слову техники школу. Эта школа была в нескольких минутах ходьбы от нашего дома, и я перешёл учиться в неё. В седьмой класс я уже пошёл в неё и оставшиеся школьные годы мои прошли в её стенах. Перешли работать в новую школу и часть моих учителей, хотя было много и новых. Все ученики в моём новом классе были такими же новичками, как и я. Из моих «старых» одноклассников никто не попал в мой класс, хотя в других параллельных классах и было несколько человек из моей первой школы.

Я, как и любой другой мальчишка, с нетерпением, как манны небесной, ждал каникул, особенно летних. Правда, мои интересы вне школы во многом отличались от увлечений и занятий моих одноклассников. Я облазил все ближайшие овраги и проверил лично глубины всех ручьёв, организовывал «научные» экспедиции в окрестности горы Змейки, что не встречало желаемого понимания со стороны мамы. Мне часто приходилось «уничтожать следы» этих экспедиций по окрестным ручьям и болотам, застирывая, в ближайшем же ручье, штаны и отмывая от грязи свою обувь. И очень часто приходилось появляться к обеду в ещё мокрой одежде, что естественно не оставалось незамеченным моей мамой, со всеми вытекающими из этого последствиями. При этом, в моих карманах часто можно было обнаружить ящерицу или лягушку. Я притаскивал домой ужей, выпавших из гнёзд птенцов, иногда я и сам «помогал» птенцам в этом. Ко мне тащили подранков, и я пытался их выходить и выкормить, как и птенцов, и довольно часто мне это удавалось.

Один раз мне соседские малыши принесли птенца. Птенец был ещё совсем маленьким, совсем без перьев и с огромным жёлтым клювом. Все вокруг знали, что всех подранков и выпавших птенцов нужно нести мне. Но на этот раз птенец был совсем маленьким. Соорудить подобие тёплого гнезда не составляло большой сложности, но вот, как кормить такого малыша? Зёрна, кусочки хлеба он есть ещё не мог, и тогда я решил попытаться кормить его тем, чем обычно таких малышей кормят их родители. Чтобы этот замысел реализовать, мне пришлось изрядно «попыхтеть». Летние каникулы замечательны хотя бы тем, что не надо рано утром вставать и нестись в школу.

Вообще-то я никогда не любил вставать рано, но так получилось, что и в школу, и в университет я должен был ходить в первую смену, и поэтому приходилось вставать не позже 6.30 утра. И дело было даже не в том, что я не мог встать рано утром, когда была необходимость, я поднимался и в 4.00 утра. Но обычно на такой «подвиг» меня можно было подвинуть только одним — рыбалкой! Это, что касается добровольного подвига, ну, а по необходимости — дело принудительное и «подвигом» считать даже при желании нельзя. И эта моя особенность стала мне понятна только гораздо позже, когда я уже сознательно стал изучать свои возможности. А причина моей такой большой нелюбви к раннему пробуждению заключалась вот в чём.

Во время сна моя сущность уходила очень далеко и надолго, и вследствие этого моё тело очень сильно остывало, и требовалось некоторое время после возвращения моей сущности в тело, для того, чтобы температура моего тела вернулось к норме. Так вот, если я вынужденно просыпался раньше 8.30 утра (а это мне приходилось делать почти всю мою жизнь) меня колотило от холода, вне зависимости от температуры в комнате. Остывшее тело требовало тепла, и я обычно включал газовые конфорки на плите и простирал свои руки над восходящими потоками разогретого газовым пламенем воздуха и буквально «пил» своими руками тепло, чувствуя, как это тепло растекается по моему телу и как меня покидает колотун. Я обычно вливал в себя не менее литра горяченного чая и тогда приходил в нормальное состояние. Конечно, летом это явление у меня проявлялось не столь сильно, как осенью или зимой, но тем не менее…

Хочу обратить внимание, что в нормальном состоянии я очень легко и прекрасно чувствую себя на большом морозе и при этом у меня горячие руки, и я не замерзаю в условиях, в которых большинство людей начинают замерзать. Такая моя особенность относится только к пробуждению раньше моих внутренних биологических часов, которые не совпадали с обычными, и связана с сильным охлаждением физического тела во время отсутствия в нём сущности. Так вот, летом после восхода Солнца мой птенец начинал жалобно пищать, требуя пищи. И я каждое утро вставал в такую рань и начинал свою «охоту» на «дичь». «Дичью» были большие комары, как мы их называли — малярийные, и я начинал бегать из подъезда в подъезд нашего дома с первого этажа до пятого, отлавливая этих комаров. Обычно за ночь их налетало достаточное количество, и вернувшись домой, я запихивал их в широко раскрытый клюв желторотика. После этого мой довольный птенец успокаивался и засыпал, что позволяло мне плюхаться в свою кровать и добирать упущенное.