Н. Урванцев - Таймыр - край мой северный

Исследованием реки Хантайки летом 1928 года было завершено геолого-географическое изучение Норильского района. Хотелось проникнуть еще дальше, в пределы Северного Таймыра, территория которого была почти не изучена и о его геологическом строении имелись самые смутные представления. О географии Северного Таймыра мы знали из отчетов Великой Северной экспедиции 1733 — 1743 годов и из описания путешествия А.Ф.Миддендорфа, который побывал на реке Нижней Таймыре, в западной части озера Таймыр и пересек Таймырскую низменность. Его данные по геологии края были слишком отрывочны и, конечно, требовали серьезного пересмотра. Учитывая трудности, с которыми столкнулся А.Ф.Миддендорф в своем путешествии, нам надо было серьезно готовиться, для того чтобы обследовать не только Нижнюю, но и Верхнюю Таймыру, их притоки и озеро.

Самый важный вопрос для нас — транспорт. Нужна была готовая, вполне судоходная, не боящаяся штормовых погод лодка типа шлюпки. Строить лодку на месте, как это сделал Миддендорф, нецелесообразно. А как доставить ее на Таймыру? Упряжка оленей поднимала на нарте груз не более 320 килограммов, а шлюпка весила около тонны.

Еще готовясь к маршруту по Хантайке в 1928 году, я одновременно обдумывал поездку на Таймыру. На той же верфи, где были построены канобе, сделали обычного типа шлюпку-шестерку, усилив ее боковыми килями и разрезав на три части — носовую, кормовую и среднюю, — разделенные глухими переборками. При сборке части шлюпки соединяли по килям и бортам железными накладками на болтах. Каждая часть весила не более 300 килограммов, и ее можно было перевозить на оленях. Такая шлюпка была заказана одновременно с канобе, и в навигацию 1929 года они были доставлены в Дудинку. Шлюпку пришлось строить на личные сбережения, так как Геолком не мог дать на это денег, поскольку план Таймырской экспедиции еще не был утвержден, и деньги могли быть выделены только после завершения работы на Хантайке. Пришлось собрать все, что было, занять в долг, жена продала свою беличью шубу, но шлюпка все же была сделана. Впрочем, в то время многие геологи вкладывали свои личные сбережения в экспедиционное снаряжение и пользовались им из года в год. Государственных средств на такие работы часто не хватало.

После окончания Хантайского путешествия осенью 1928 года я должен был возвратиться в Ленинград, чтобы сдать финансовый отчет и сделать сообщение о проделанной работе Ученому совету Геолкома, представить на утверждение научный отчет. Только после этого можно было ставить вопрос о Таймырской экспедиции. А мне хотелось отправиться туда уже в навигацию 1929 года. Но для этого надо было выехать из Ленинграда зимой, не позднее января — февраля, так что времени у меня там будет в обрез. К счастью, в моем распоряжении оставалось достаточно времени до Ленинграда. Пароходы от Дудинки до Красноярска тогда ходили по месяцу и больше. Это были суда из флотилии государственного казенного пароходства, закупленные еще в 1905 году в Гамбурге. Они в основном обслуживали низовье Енисея. За месяц плавания я успел написать отчет и составить геологическую карту, топографическую основу которой вычертил Корешков.

Время в Ленинграде пролетело быстро. Приближался Новый год. Пора было утверждать план Таймырской экспедиции, подбирать сотрудников, готовить снаряжение, которое следовало взять с собой из Ленинграда, учитывая предстоящий 1000-километровый санный путь. По существу все снаряжение было уже в Дудинке, на складе Норильской разведочной экспедиции, оно осталось еще от Хантайского маршрута. Из Ленинграда следовало взять только аппаратуру и личные вещи. Партия должна была состоять из четырех-пяти человек: я — геолог, топограф, астроном-геодезист, моторист и проводник-рабочий. Мотористом согласился поехать Яков Иванович Норис, который работал со мной на буровой разведке в районе Норильска в 1925 — 1926 годах. Это был дисциплинированный, исполнительный, никогда не унывающий человек. Топографа и астронома мне рекомендовал ботаник, Борис Николаевич Городков, недавно вернувшийся из Гыданской экспедиции. Топограф А.М.Макарьин оказался живым, подвижным, весьма жизнерадостным человеком с косматой черной бородой. Он сразу же включился в работу по подготовке экспедиции. А вот астроном А.Ф.Беспалов являлся полной ему противоположностью — сухой, замкнутый человек, интересующийся только своей работой. Мне он не очень понравился, но Б. Н.Городков убедил меня в том, что раз на Северном Таймыре нет астрономических пунктов, то, пользуясь нашей экспедицией, их там надо определить. Они послужат надежными опорными точками для всех последующих работ. Браться мне самому за такие точные определения в секундах градусной меры (30–50 метров в линейной мере) нельзя — нет опыта, да и времени для этого потребуется много.

Пятого человека, Е.И.Кузнецова, давнего моего знакомого, я хотел взять из Дудинки. Он ходил еще с Н.А.Бегичевым в 1921 году на поиски пропавших норвежцев и потом работал в Норильской экспедиции по доставке грузов из Дудинки. Кузнецова я видел по возвращении с Хантайки, и он согласился принять участие в нашей экспедиции.

В январе подготовку к поездке закончили. Вещи упаковали в брезентовые сумы, а инструменты и приборы — в легкие ящики, удобные для быстрой перегрузки. Весьма важный вопрос о питании в дороге зимой решили довольно просто. Опираясь на опыт путешественников по Сибирскому тракту, я рискнул взять с собой пельмени. В мороженом виде в мешках их можно везти куда угодно. Стоит бросить в котелок с кипятком пару горстей пельменей — и через две-три минуты обед готов.