Михаил Черненок - О жанре и о себе

Почти на каждой встрече с читателями можно услышать:

— Написанное в ваших книгах было в реальной жизни или это выдуманные истории?

Я не из тех писателей, которые создают свои произведения умозрительно. Все, что до сегодняшнего дня вышло из-под моего пера, было на самом деле, но несколько не так, как написано. Литература — не фотография и не следственный протокол. Какая бы интересная история ни произошла в жизни, в своем реальном виде она является всего-навсего частной историей, вроде фотоснимка из семейного альбома. Чтобы превратить ее в художественное произведение, представляющее общественный интерес, надо из документальных фактов убрать случайности, на которые так неистощима выдумщица жизнь, усилить наиболее типичное и четко обозначить идейную авторскую задачу. Детективный жанр не терпит побочных отклонений и длиннот. Поэтому из жизненной истории приходится исключать все лишнее и оставлять то, что наиболее характерно для показа социальной проблемы и развития образов. Сюжетные ситуации необходимо обосновать вполне достоверными мотивировками. Когда автору это удается, детектив приобретает убедительность, а убедительность — одна из главных признаков художественности.

У всех моих литературных персонажей есть прототипы. Их постоянно держу в воображении, когда работаю за письменным столом. Следственные дела, как правило, дают фабулу, импульс к созданию того или иного детектива. А персонажи приходят в книги разными путями. Одних я переношу на страницы повестей, вспоминая судебные процессы, других, как говорится, беру прямо с улицы, из гущи нашей жизни. Тут еще многое зависит от того, какое социальное явление олицетворяет собой тот или иной тип. Порой сама жизнь заставляет вносить поправки в сложившийся сюжет, дополнять новыми штрихами оформившиеся было образы.

Серьезные преступления обычно не возникают вдруг. Зарождаются они с малого, как обвал в горах: сначала — камешек, за ним — лавина. Французы говорят: «Каждый считает, что у него не хватает денег и достаточно ума». Вот и появляются «умники», для которых не существует ни морали, ни законности. Безнаказанность развращает. Не пойманный своевременно воришка становится матерым ворюгой. Урвавший безнаказанно куш из государственного или народного кармана на личную иномарку начинает строить — опять же за чужой счет — собственный особняк либо дачу с размахом под боярский терем. Протекции, блат, мошенничество, добывание денег любыми путями не останавливают алчных людей ни перед чем, даже убийством. Лишение человека жизни — одно из самых тяжких преступлений. Вред, причиненный большинством правонарушений, можно как-то компенсировать, устранить или уменьшить. Последствия же убийства неустранимы. И совсем неслучайно большинство детективов начинаются именно с этой трагической развязки.

Преступники живут не в вакууме. Они окружены обществом и довольно часто совершают преступления при прямом или косвенном участии в общем-то порядочных людей, из-за потери гражданской бдительности и стремления доверчивых обывателей разбогатеть на халяву. В подобных ситуациях потерпевшие нередко становятся соучастниками уголовно наказуемых деяний.

Все фамилии, имена и отчества действующих лиц в повестях изменены. Исключение составляют только реально существовавший сибирский миллионер Кухтерин да упоминающиеся в некоторых эпизодах сотрудники милиции, которые участвовали в раскрытии описываемых преступлений и рассказывали мне, как это проводилось. Образ Антона Бирюкова собирательный. Незыблемый принцип его следственной работы: нельзя восстанавливать нарушенную справедливость несправедливыми методами. Чего, к сожалению, так часто не хватает в нашей реальной жизни.

Более половины моих детективов написаны в 70-е — 80-е годы, когда свирепствовали доходившие до абсурда запреты цензуры. Почти из каждой повести вычеркнуты страницы, где сверхбдительные редакторы улавливали хоть малейший намек на то, что не все благополучно в социалистическом государстве. При подготовке к изданию этого четырехтомника появилось желание восстановить сокращенный по цензурным соображениям текст. Однако, подумав, решил оставить повести в том виде, в каком они выходили первоначально. Ведь каждое произведение — свидетельство той поры, когда оно создавалось. Что было, то было…

Сентябрь 1994 г.