Александр Бессараб - В прицеле — танки

Гитлеровцы, вероятно, не ожидали столь дерзкой вылазки средь белого дня и приняли всю колонну за свою отступающую часть. И не удивительно: многие орудия теперь тащили трофейные грузовики марки оппель-блиц.

Первой достигла перекрестка батарея Николая Шевкунова. Она тут же развернула пушки вдоль южной и восточной улиц. Стрелковый взвод сразу же взял обе улицы под наблюдение и выжидал, пока артиллеристы закрепятся и получат команду на открытие огня. Но первый заместитель начальника штаба ковязинского полка капитан Великанов (он руководил десантом) и Шевкунов решили произвести разведку улиц, уходивших от перекрестка на запад и север. Они пробрались к угловому зданию, стоявшему на противоположной стороне площади, и, не найдя ничего подозрительного, стали прикидывать, где лучше разместить пушки кандыбинской батареи.

На площади было тихо. Лишь далеко справа батарея Глущенко вела интенсивный огонь. Решив, что противника здесь нет, офицеры повернули назад. Капитан Великанов послал своего ординарца за командиром стрелкового батальона. Не успел солдат скрыться под аркой, как сзади раздалась длинная пулеметная очередь. Великанов и Шевкунов упали на мостовую. К ним на помощь поспешил ординарец Шевкунова ефрейтор Козлов, но его тут же прижали огнем к мостовой.

На место происшествия прибыли Кандыбин и Голобородько, но и они не могли подобраться к погибшим офицерам и вытащить их из-под огня. Тогда к мосту подошли Т-34. Они на, большой скорости выскочили на площадь и, стреляя на ходу, прикрыли место, где лежали наши товарищи. Одновременно расчеты подоспевшей сюда кандыбинской батареи вытащили свои пушки на руках и открыли беглый огонь по окнам здания, в котором укрывался вражеский пулемет. Сергей Барышев на руках вынес тело своего комбата, затем — Великанова...

Десант открыл интенсивный огонь вдоль всех улиц, подавляя обнаруженные огневые точки врага. Стрелковые подразделения перешли в наступление в западном направлении. Услышав бой в своем тылу, гитлеровские части, защищавшие железнодорожный мост, дрогнули.

С тяжелым сердцем я приехал на командный пункт Ивана Дмитриевича Ковязина. Рассказал ему, как все произошло с Великановым и Шевкуновым, погоревали, вспоминая до мельчайших подробностей ближайшие события, связанные с именами погибших.

Капитана Г. И. Великанова я знал давно, еще по совместной службе в 597-м стрелковом полку. Он ветеран дивизии, участник всех боев, которые вел наш полк на землях Смоленщины, Белоруссии, Латвии и Польши. Волевой, сильный, грамотный штабной офицер, он умел наладить связь штаба с батальонами, с поддерживающей артиллерией, сам часто бывал в стрелковых ротах и минометных подразделениях батальонов. Его очень ценили и предсказывали ему большое будущее по линии штабной службы. И вот — смерть...

Гибель Шевкунова отдалась острой болью в сердцах всех солдат и офицеров дивизиона. Беспредельно храбрый, скромный комбат! Сколько невидимых нитей связывало его с каждым из нас! Сколько пережито и передумано вместе! Батарейцы хорошо помнят, как он прибыл к ним из училища в дни ожесточенных кровопролитных боев у стен Сталинграда. Когда разгромили сталинградскую группировку фашистских войск, он произнес по этому случаю тост: «...А теперь, друзья, выпьем за то, чтобы дойти до Берлина. После победы приглашаю вас к себе на сибирские пельмени и медовуху, там-то мы отметим этот праздник по-настоящему».

До Берлина он дошел, а вот до победы не дожил.

Бойцы клялись на могиле отомстить за своего комбата, удвоить свои усилия, бить нещадно врага...

Командиром второй батареи назначили лейтенанта Бориса Шуйкова. К полудню мост через Шпрее был взят, и полки Чекулаева и Ковязина устремились в северную часть столичного района Шарлоттенбург. К утру следующего дня (т.е. 27 апреля) весь этот район до реки Шпрее заняли части 207-й дивизии. Но гитлеровцы не бежали — они сопротивлялись с отчаянием обреченных. Почти в каждом доме — засады снайперов, автоматчиков, фаустников, переодетых в гражданскую форму.

У Бориса Шуйкова осталось три пушки. Поддерживая разбитую на три отряда стрелковую роту, его батарея прочесывала одну из улиц Шарлоттенбурга, уничтожала и захватывала в плен оставшихся в живых гитлеровцев 23-й пехотной дивизии. Тактика ведения такого боя была простой и эффективной. Вдоль улицы, у самых домов, двигались две пушки, прикрываемые пехотинцами штурмовых отрядов. Стрелковый взвод (штурмовой отряд) и третья пушка стояли в это время на месте и огнем обеспечивали продвижение первых двух отрядов. Затем роли менялись, и третий отряд быстро выдвигался вперед на выгодную позицию.

В конце улицы на расчет Михаила Рудика напало около тридцати гитлеровцев с фаустпатронами, автоматами и гранатами. От переправы через Шпрее и из углового здания их поддерживали станковые пулеметы. Прикрываясь щитом пушки, расчет развернулся у самого дома, но открыть огонь не успел. Откуда-то сверху прилетел фаустпатрон и, ударившись в стену над самой огневой позицией, обрушил на голову бойцов груду битых кирпичей. Бойцы штурмового отряда, выручая артиллеристов, схватились с гитлеровскими автоматчиками. Но с пулеметами сладить не могли: до них слишком велико было расстояние. Осколки кирпичей вывели из строя все орудийные номера расчета, кроме командира. Тяжело раненный, наводчик Петр Ильюшин, истекая кровью, все же дотянулся до панорамы и дал выстрел по окну подвала, из которого строчил пулемет. Выстрелил и упал, потеряв сознание. У орудия остался один Михаил Рудик. Он зарядил пушку и вторым выстрелом загнал в реку группу немцев, окопавшихся у парапета.

Плохо закрепленную пушку юзом развернуло на скользкой мостовой. Коренастый, сильный Рудик стал изо всех сил тянуть на себя тяжелую станину. Но вряд ли он справился бы с ней, если бы не помощь комбата Шуйкова, Вежливцева и Андрея Качановского, замнаводчика из расчета Кучина. Подбежали и дублеры, но Шуйков сам встал за наводчика. Вежливцев, Рудик и красноармейцы Кондратюк, Толстокоров, Ганчук и Кузьмицкий изо всех сил навалились на бревно, подперли им кусок облицовочного камня под сошником станины. Качановский дослал снаряд. Выстрел. И в этот же миг по огневой позиции ударила вражеская противотанковая пушка. Осколки снаряда, битый спрессованный кирпич...

Качановский убит, раненого Бориса Шуйкова пехотинцы унесли под свод арки. Вежливцева контузило. Придя в сознание, Петр Ильюшин добрался до пушки и одним выстрелом накрыл гитлеровское противотанковое орудие. Путь свободен, но победа досталась дорогою ценою. Всех раненых, в том числе и Бориса Шуйкова, который никак не хотел уезжать и просил оставить его в дивизионе, отправили в медсанбат. Перед отъездом санлетучки я подошел к Шуйкову, попросил не волноваться. Дал ему слово, что после выздоровления обязательно заберем обратно, а должность комбата оставим до его прихода вакантной. Свое обещание я собирался непременно выполнить, так как лейтенант Б. С. Шуйков, по существу, давно уже был готов командовать батареей. В дивизион он пришел два года назад. Назначили его командиром взвода в батарею, которой командовал тогда А. Я. Голобородько. Среднего роста, светловолосый, с доброй улыбкой, девятнадцатилетний младший лейтенант сразу же покорил сердце своего комбата отличной специальной подготовкой, смелостью в бою и умением сплотить вокруг себя коллектив. Шуйков очень быстро стал самостоятельным, крепким командиром, на которого можно было смело положиться. В 1944 году он более шести месяцев командовал батареей, заменяя дважды выбывавшего на излечение Александра Голобородько. А полгода непрерывных боев — большая школа.