Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер

Джеральд был неважным кандидатом на трансплантацию. Во-первых, он уже перешагнул за возрастную границу (65 лет), у него были серьезные проблемы с алкоголем. К тому же, опухоль оказалась очень большой. Единственное, что заставляло все же думать о трансплантации, это то, что его шансы на выживание без подобной операции практически равны нулю. Ему оставалось три-четыре месяца, не больше. Но речь шла о человеке, который всю жизнь работал на благо человечества и который, если повезет, сможет продолжить свою очень важную работу.

Решение было принято. Джеральда отпустили домой на Джерси, где он должен был ждать, пока не появится подходящий орган для пересадки. А тогда ему предстояло немедленно вернуться в Лондон. 18 марта 1994 года, на следующий день после возвращения на Джерси, он отправил родителям Ли удивительное по своей смелости и жизнерадостности письмо:

«Дорогие родители,

простите, что я так долго не писал вам, но, как Ли, вероятно, уже вам сообщила, я провел лето, как и подобает старому ипохондрику. Когда меня мучили боли, я просто не мог писать. Но теперь мне колют морфин, от чего глаза мои блестят, как у молодой венецианки на балу, а про боль я почти забыл. Сначала я чувствовал себя слегка окосевшим, но теперь привык, хотя остаюсь слабым, как котенок.

Сейчас я вернулся на Джерси, чтобы немного привести в порядок свои дела. Мне нужно решить, оставлять ли свою печень Ли или нет, а также несколько других проблем того же рода.

Надеюсь, мои объяснения и извинения вас удовлетворят. Разумеется, мы будем держать вас в курсе относительно безумной скачки Старого Ипохондрика прямо в ад».

Было неизвестно, сколько времени пройдет до звонка из больницы, но совершенно очевидно, что ждать этого долго не придется. Теперь Джеральда не мучили боли благодаря убийственному коктейлю из морфина и алкоголя. Они с Ли смогли немного побыть вместе. «Мы занялись нашими делами, — вспоминала Ли, — и убедились, что наши завещания в полном порядке. Потом Джерри устроил прощальный ужин для членов Совета и сотрудников зоопарка. К нам пришли Джефф Хамон, председатель Совета Фонда, Робин Рамболл, наш казначей, личный помощник Джерри Джон Хартли и секретарь Фонда Саймон Хикс». «Джерри был очень эмоционален, — вспоминал Робин Рамболл, — что вполне объяснимо в подобных обстоятельствах. Он считал, что прощается с нами. Ему стало очень тяжело, и он вышел из комнаты. Джеральд хотел, чтобы мы позаботились о Ли и о нашей организации, которая должна была продолжить его дело».

Саймон Хикс напомнил Джереми Маллинсону о том, чтобы он вошел в курс текущих дел и планов Фонда, чтобы работа не остановилась в случае смерти основателя этой организации. 20 февраля Джеральд прислал последнее письмо в Совет Фонда. В «Завещании основателя» он писал:

«Мы должны сосредоточить свои усилия на спасении животных, которым грозит вымирание. Разведение таких животных в неволе — единственное средство для их выживания. Мы должны сосредоточить свои усилия на тех животных, которых не разводят в других зоопарках, поскольку они не представляют интереса для публики.

Нашим основным приоритетом должна стать поддержка подобных программ как в нашей стране, так и за рубежом.

Второй, но не менее важной задачей нашего Фонда должна стать деятельность, направленная на возвращение этих животных в среду естественного обитания. Мы должны заниматься исследованиями, обучением и пропагандой, охраной мест естественного обитания этих животных и всеми силами стремиться вернуть их на свободу».

Главная стратегическая цель Джеральда Даррелла была гораздо более решительной. Он хотел закрыть зоопарк и распустить Фонд. «Это была одна из его метафор, — объяснял Саймон Хикс, — очень умная и вполне ясная. На самом деле, это больше, чем метафора, это скорее притча. Он хотел сказать, что, когда на нашей планете ни одному виду более не будет грозить вымирание, его Фонд придется распустить, потому что он исполнит свое предназначение. А зоопарк нужно закрыть, поскольку ему была глубоко противна мысль содержать животных в клетках только ради развлечения публики. Это была основная цель — невозможная мечта. Он часто говорил, что было бы так приятно думать, что когда-нибудь это может осуществиться».

Саймон Хикс приехал навестить Джеральда в больнице, чтобы обсудить с ним дела Фонда. Это произошло 27 марта. Хиксу стало ясно, что дни его наставника сочтены. Саймон решил привести все дела в порядок на случай худшего варианта развития событий. «В конце беседы я заметил, что он очень устал, — вспоминал Хикс. — Он плохо себя чувствовал, его мучили боли. Он повернулся ко мне и сказал: «Саймон, не бойся говорить о смерти. За порогом или ничего нет — или меня ждет новое приключение». Он поднял руку и сделал жест, очень характерный для него. Тогда я видел его в последний раз — в последний раз увидел Джеральда таким, каким мы все его знали и любили».

Этим вечером Джеральд и Ли смотрели телевизор. Около семи вечера зазвонил телефон. Звонили из лондонской больницы. У них появился донорский орган требуемой группы крови. Самолет вылетал на Джерси около девяти. «Скорая помощь» прибудет в зоопарк примерно в восемь тридцать. «Я вернулась в гостиную и сообщила Джерри новости, — вспоминала Ли. — Я сказала: «Они позвонили. Все в порядке. Если хочешь, я налью тебе еще. А пока мне нужно собраться». Джерри воспринял мои слова абсолютно спокойно. Он даже не пошевелился, только налил себе еще. «Я быстро соберусь», — сказала я. Я поднялась в спальню. Не прошло и двадцати минут, как я услышала страшный шум.

Я кинулась вниз. Джерри лежал у двери гостиной. Он ударился головой об угол книжной полки. Кровь осталась на полке и на небольшой деревянной черепахе. «Господи, — воскликнула я, — что ты сделал?» Я подложила подушку ему под голову, принесла из кухни полотенце, чтобы остановить кровь. Он сказал мне: «Не знаю, что случилось. Я думал, что хочу поставить пластинку на проигрыватель». Он не был пьян, просто потерял ориентацию и равновесие. Я немедленно позвонила Джереми Гайеру, нашему семейному врачу, но он оказался за городом, поэтому звонок перевели на его партнера. Я не знала, не придется ли отменять операцию из-за этой травмы. Тогда я позвонила специалистам по печени и рассказала о произошедшем. Они меня успокоили, сказав, что это роли не играет и все будет идти по плану».

Приехал Джон Хартли, следом за ним врач. Ли держала голову Джеральда, пока врач накладывал швы. «Внезапно мы все начали смеяться — и Джерри, и Джон, и я, — вспоминала Ли. — Джерри истекал кровью на полу, ему предстояло лететь в Лондон на тяжелейшую десятичасовую операцию, которая могла спасти его жизнь, а могла и привести к смерти — а мы бились в истерике. Мы хохотали так, что слезы текли у нас по щекам. Доктор был с нами незнаком, поэтому никак не мог понять, что же происходит. Он не знал, что в любой критической ситуации мы всегда пытались найти что-то светлое. В любом случае, Джерри пришел в себя, нам перезвонили из больницы, пришла «Скорая помощь», и мы поехали. От крови волосы Джерри приобрели розоватый оттенок, и мы начинали смеяться, стоило нам только посмотреть на его голову».