Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер

Экипажу пришлось взять на себя присмотр за дюжиной или более того детей, находившихся в том же возрасте, что и Джеральд. Дважды в день детей связывали длинной веревкой в цепочку, чтобы никто из них не упал за борт, и выводили на палубу подышать свежим воздухом, а потом снова отправляли вниз, играть в жмурки и салочки в душной столовой. У кого-то из членов экипажа был с собой кинопроектор и несколько мультфильмов про кота Феликса. Их бесконечно крутили, чтобы дети скоротали долгий путь до Адена и Суэца.

«Я был поражен, — вспоминал Джеральд. — Я знал про картинки, но представления не имел, что они могут двигаться. Конечно, Феликс был очень стилизованным, примитивным зверем, но его проделки приводили нас всех в восторг. Нам давали бумагу и карандаши, чтобы мы могли писать. Пока остальные учились писать, я пытался нарисовать Феликса. Этот кот стал моим героем. Я приходил в ярость оттого, что не могу его правильно нарисовать, хотя рисунок был очень простым. Когда же мне это наконец удалось, я пришел в еще большую ярость, потому что он не мог двигаться».

С чем бы ни сталкивался мальчик — с живой зверушкой, с нарисованным зверьком или персонажем из мультфильма, — его страсть и нежность к животным была настолько сильной, что, казалось, он впитал ее вместе с генами. И последующие годы не смогли остудить этой привязанности.

Долгое путешествие подошло к концу. Джеральд приехал в новый дом, в новую страну. Ему предстояло начать новую жизнь — без отца. Утрата главы семьи оказала глубокое воздействие на детей Дарреллов. Лишенные строгой отцовской руки, они выросли слишком своевольными, привыкшими все делать по-своему.

Отныне домом семьи Дарреллов стал особняк по Аллейн-стрит в процветающем, зеленом пригороде Лондона Далвич. Это был довольно основательный дом, достойный семьи строителя империи. На трех этажах особняка располагались просторные комнаты. Дом окружал большой сад. Вместе с Луизой поселилась тетя Джеральда Пруденс. В доме постоянно жил камердинер, а для охраны от грабителей был заведен огромный мастиф. Чтобы маленький Джеральд не скучал, ему завели пару маленьких собачек. Но новый дом оказался большим, дорогим и страшным. Как-то вечером мама увидела призрак умершего мужа. Лоуренс сидел в кресле и курил сигарету — по крайней мере, так утверждал Джеральд.

В начале 1930 года, когда Джеральду было пять лет, семья перебралась в большую квартиру в доме 10 по Квинз-Корт в пригороде Лондона Норвуд. Это была пристройка к громадному, неуклюжему отелю «Квинз», построенная в викторианском стиле. Здесь жила кузина мамы, Фэн, а также множество бывших служащих индийской армейской и гражданской службы. Мама почувствовала себя здесь как дома. Семья Дарреллов расположилась в большой квартире странной конфигурации. Входить в нее следовало через отель, но имелась и боковая дверь, через которую можно было попасть в большой сад с газонами, огромными деревьями и прудом. «Квартира наша состояла из просторной столовой, которая служила нам гостиной, — вспоминал Джеральд. — В комнате напротив поселился Ларри. Рядом с его комнатой была маленькая комнатка, где я хранил свои игрушки. Следом шли миниатюрная ванная и кухня, а затем мамина спальня. Если лечь на постель в ее спальне, можно было увидеть всю квартиру вплоть до входной двери».

Мамина склонность к сверхъестественному не проходила даже в трезвой Англии. Теперь ее посещали сразу три привидения, причем одно она видела, а два других слышала. Первое привидение было женщиной. Она появилась у маминой постели, когда та очнулась от послеобеденного сна. Женщина улыбнулась маме, а затем медленно растаяла в воздухе. Через несколько недель она снова явилась. На этот раз ее увидели кузины Джеральда, Молли и Филлис. Девочки вбежали в кухню с криками: «Тетя, тетя, в твоей комнате какая-то странная леди!»

Второе привидение убеждало маму засунуть голову в газовую печь, а третье материализовалось в комнате Ларри, когда тот развлекался, играя в джазовой группе где-то в городе. Это привидение сумело сдвинуть огромный стол, спроектированный еще отцом Ларри. Шум от этого, по воспоминаниям Джеральда, был невероятный. Той ночью мама лежала в постели и курила, дожидаясь возвращения старшего сына. Она услышала шум передвигаемого стола. «Мама крепко взяла меня за руку, — вспоминал Джеральд, — и мы пошли по нашей длинной квартире, прислушиваясь к шуму, который то становился сильнее, то утихал. Но когда мы открыли дверь в комнату Ларри, там никого не было».

В саду отеля «Квинз» Джеральд впервые попытался ловить птичек, посыпая им хвосты солью. Именно здесь мальчик столкнулся с более чувственной стороной жизни. Он познакомился с прелестной молодой женщиной, которую звали Табита. «У нее были огромные, соблазнительные карие глаза, — вспоминал Джеральд, — темно-коричневые, как созревшие каштаны, широкая улыбка, каштановые вьющиеся волосы и прелестная челка». Табита часто присматривала за маленьким Джеральдом, забирая его в свою маленькую квартирку, когда маме нужно было отлучиться по делам. У Табиты был кот по имени Катберт и две золотые рыбки, которых звали мистер Джеикинс и Клара Батт, а также множество друзей-джентльменов. Джентльмены приходили и уходили, проводя некоторое время в спальне Табиты. Они вели деловые переговоры, как объясняла Табита своему маленькому дружку.

«Мне нравилось проводить время с Табитой, — писал Джеральд Дар-релл в своих неопубликованных мемуарах. — Я очень любил эту женщину. Она была очень нежной и веселой. Ее улыбка просто лучилась любовью. А как восхитительно она пахла! Это было для меня очень важно, потому что от мамы тоже всегда замечательно пахло. Табита была не только очень веселой и доброй, но и невероятно смешной. У нее был хрипящий граммофон и несколько пластинок Гарри Лаудера и Джека Бьюкенена. Мы сдвигали мебель, и Табита учила меня танцевать чарльстон и вальс. Порой мы кружились так неистово, что в конце концов, обессиленные, падали на диван. Табита хохотала, а я хихикал. Табита научила меня нескольким песенкам. Но потом кто-то рассказал маме об истинных занятиях моей подружки, и наши встречи прекратились. Прелестные карие глаза и восхитительный аромат Табиты исчезли из моей жизни. Мне было очень грустно оттого, что я не могу больше танцевать вальсы и чарльстоны, не могу распевать глупые песенки с этой замечательной девушкой».

Оглядываясь назад, Джеральд удивлялся, как его мать могла быть такой чопорной. «В конце концов, — признавал он, — у нее на руках остались дети, рано развившиеся в сексуальном отношении и продвигавшие в жизнь собственные интересы с энергией динамомашины. Такие скороспелые птенцы должны были лишить маму ее викторианских предрассудков и привить ей более современный взгляд на жизнь. Когда мне был двадцать один год, я приехал домой на уик-энд с подружкой. На столе я нашел мамину записку, которая гласила: «Милый, я приготовила для вас две отдельные постели и одну двуспальную, так как ты не сообщил мне, спите ли вы вместе или порознь. Простыни свежие, а в столовой ты найдешь джин».