Александра Давид-Неэль - Зачарованные тайной

В одной из этих книг встречался следующий странный пример «испорченности»:

«Женщина лежит на диване, ее голова покоится на коленях героя этой истории. Он раздвигает губы женщины и постукивает пальцами ( sic ) по ее зубам. Это упражнение дает ему ощущение полного обладания...»

Сар же описывает в одной из своих книг следующую сцену. В романе фигурирует некий Нэбо (ассирийское название планеты Меркурий). Он назначает у себя в доме свидание девушке из высшего общества; она, естественно, еще девственница, но надеется вскоре распрощаться с невинностью. Согласно эстетическим замыслам Нэбо, превращение в женщину должно сопровождаться ритуалами, призванными лишить этот процесс всякой обыденности.

Героиню оставляют в комнате одну, и она раздевается перед большим зеркалом. Когда одежды падают на пол и девушка остается в сорочке, рассказывает автор, то чувствует себя распутницей в столь нехитром облачении, и, лишь полностью обнажившись, она вновь обретает ощущение собственной целомудренности.

Красавица начинает наряжаться. Она видит изумительной красоты убор из драгоценных камней, а рядом рисунок, указывающий, как следует его надевать. Из ожерелья свисают две позолоченные нити с жемчужинами на концах, которыми следует украсить соски; пояс представляет собой блестящую набедренную повязку с подвесками: «на животе — рубин, а ниже — бриллиант», — говорится в тексте.

Девушку во всей ее ослепительной наготе отводят в соседнюю комнату. Здесь для нее приготовлено ложе из лепестков роз. Она устраивается на нем, и тут ее слегка запоздало смущает собственный вид. Красавица берет пригоршнями душистые лепестки и осыпает ими свое тело. Этот жест оскорбляет мужчину, совершающего обряд, как проявление вульгарной стыдливости, и по его знаку «восхитительная дева» ( sic ) стряхивает с себя лепестки.

Затем мы видим Нэбо, стоящего перед ней; он «обнажен, бледен и бесконечно желанен» ( sic ). Мужчина монотонно читает возвышенные стихи, раскачивая кадило.

Обряд тянется очень долго. Проходят часы, прежде чем настает пора действовать, однако слишком длительная церемония утомила Нэбо. Ему приходится признаться в этом жертве, распростертой в ожидании на ложе из лепестков роз.

«Приходите завтра», — говорит он ей.

Девушка отвечает ему тоном, в котором нам слышится сомнение:

«Может быть».

Еще немного, и я разделаюсь с Пеладаном.

Он написал два тома, один из которых называется: «Как стать магом», а другой, предназначенный женщинам: «Как стать феей». Сколько людей из тех, что принадлежали к пастве Пеладана, пытались стать магами по заветам учителя? Мне это неизвестно, но я знала нескольких женщин, попытавшихся стать феями. Одна из них в особенности прилагала для этого весьма настойчивые усилия.

Я встретилась с этой особой еще задолго до того, как ее приняли в качестве «послушницы» в основанный саром орден. Посвящение — это было единственное, на что могли рассчитывать женщины. Пеладан относился к ним с необычайным презрением и даже щеголял этим.

В ту пору, когда я познакомилась с мадемуазель С., она посещала курс лекций по литературе, которые я тоже слушала. Обычно девица приходила туда в сопровождении высокого молодого человека с церемонными манерами, позже она сочеталась с ним браком. Ее муж М. Н., бельгийский писатель и журналист, стал, как и она, страстным почитателем сора. Как-то раз супруги пригласили меня к себе на собрание, которым должен был руководить Пеладан. Именно там я стала свидетельницей странных опытов хозяйки дома, старавшейся порхать, подобно сильфиде, согласно советам автора книги «Как стать феей». Они заключались в том, чтобы выработать у себя чрезвычайно легкую походку, сверхъестественную воздушность кружащейся над цветами бабочки. Ноги при ходьбе должны были едва касаться земли, вероятно, в ожидании того, когда они смогут оторваться от нее и позволить телу, лишенному тяжести, зависнуть в воздухе. Рукам, вынужденным вечно что-то хватать, также не следовало давать волю, предметы надо было держать, избегая непосредственного контакта, то есть не прикасаясь к ним, а будто пользуясь неким волшебным магнитом. Сколько же фарфоровой посуды пострадало из-за такой учебы, думала я, глядя на госпожу Н., высокую и дородную фламандку, которая передвигалась как-то вприпрыжку и подавала гостям чашки с чаем на вытянутых руках, словно изображая крылья.

Какую духовную цель ставила перед собой эта особа, занимаясь столь бессмысленной практикой? Вероятно, никакой. Несмотря на высокопарные литературные заявления сара, на его притязания заменить нынешние «декадентские» религии и создать новый мир, состоящий исключительно из неземной Красоты и Любви, в кругах, где он властвовал, подлинной духовностью и не пахло.

Напротив, отношения Пеладана с его окружением напоминали комичный водевиль.

Будучи талантливым литератором, Пеладан решил вдобавок стать драматургом. Названия двух его пьес остались у меня в памяти: «Вавилон» и «Сын звезды». Мне не довелось присутствовать на их представлении, но я случайно оказалась на сцене в тот день, когда там репетировали один из спектаклей. Какой именно? Не помню. Пеладан уже ушел, и де Ларманди сидел один с удрученным видом, поставив локти на маленький столик. Я молча села в кресло напротив него, полагая, что он задумался о каких-то проблемах, связанных с постановкой пьесы или грядущим представлением.

— Мрачновато здесь у вас, — невольно вырвалось у меня.

— Ах! — воскликнул де Ларманди, внезапно возвращаясь к реальности, — вы почувствовали вибрации. Сар был здесь всего минуту назад и сидел в том же кресле, что и вы. Он был невероятно расстроен... Она отказывается раздеваться догола.

— Что?! — воскликнула я. — Кто?.. В чем дело?..

— Наша главная героиня, — ответил де Ларманди. — Она должна непременно играть в этом акте раздетой. Этого требует дух пьесы. Без этого все впечатление пойдет насмарку.

В те времена — до 1900 года — артисты мюзик-холла и кино еще не приучили нас к выставленной напоказ наготе, что стало впоследствии обычным явлением.

Дама, не желавшая полностью обнажать свои прелести, была известной актрисой, и, услышав о замысле Пеладана, я страшно за нее оскорбилась.

Между тем граф де Ларманди продолжал:

— Она же актриса... ей следовало бы понимать... Как мы выйдем из положения?.. Сар в отчаянии!..

Я так и не узнала, как он вышел из положения, поскольку весьма нерегулярно бывала в этом странном обществе псевдооккультистов и редко посещала их собрания. Духовность в моем понимании не имела ничего общего с шутовской саморекламой, которой они занимались.