Николас Шэффнер - Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»

Если 1967 год подарил Лондону Лето любви, то можно смело сказать — 1976 принес с собой Лето ненависти. С развалом британской экономики, обескровленной забастовкой профсоюзов, двузначными цифрами инфляции и безработицей — сто тысяч подростков, закончивших школу, не имели возможности устроиться на работу и жили на пособие по безработице. Даже погода, казалось, вступила в заговор против Великобритании, послав ей редкий по здешнему климату затяжной период сильной жары: за три месяца не было ни одного сильного дождя. К августу сухая, солнечная погода, которую первоначально приветствовали как противоядие от всех горестей, обрушившихся на страну, усугубила национальный кризис осыпающимися в полях зерновыми, нормированием подачи воды и введением специального поста министра по чрезвычайным ситуациям.

В том месяце на ежегодном карнавале в Ноттинг Хилле, традиция проведения которого была заложена десятилетием раньше спонсорами ПИНК ФЛОЙД из Свободной школы, произошли межрасовые столкновения. Комментаторы британских телекомпаний испытали искреннее разочарование, когда они увидели чернокожих юнцов, швыряющих кирпичи и атакующих полицию не где-нибудь в Иоганнесбурге или Детройте, а в Лондоне. Птенцы старой Британской империи вернулись домой, превратившись в растущую армию иммигрантов, разочаровавшихся в способности своей родины предоставить им такие же возможности, как и другим категориям населения. Белые рабочие не стеснялись выражать свое недовольство «пакисташками» и «черномазыми», занимающими полагающиеся им по праву происхождения рабочие места, создавая экстремистские, фашиствующие движения, вроде Национального фронта (National Front), который ПИНК ФЛОЙД в несколько гиперболизированном виде изобразят в «The Wall».

Новое молодежное движение, развернувшееся летом 1976 года (и, естественно, сопутствующая ему революция в музыке), родилось в результате хитросплетений гнева, социального напряжения и разочарования, потери каких-либо иллюзий относительно окружающей действительности и будущего. «Они носят рваную одежду и просто лохмотья, скрепленные английскими булавками, — заливалась одна из пухлых лондонских газет. — Они — грубые, невоспитанные, сквернословящие, грязные, несносные и надменные. Им нравится, что их не любят. Они называют себя Гнилым Джонни (Johnny Rotten), Стивом-Опустошением (Steve Havoc), Порочным Сидом (Sid Vicious), Крысиной Чесоткой (Rat Scabies)…». Миру явились панки.

Движение панк-рока началось (до того момента как он значительно расширил свое музыкальное влияние и привлек внимание широких масс под менее угрожающей вывеской «новой волны») как вопль отрицания не только существующих общественно-политических условий, но и как протест против самодовольства, благодушия и ностальгии, в болоте которых благополучно завяз рок середины семидесятых и его «герои-старперы». Пообещав подросткам вернуть музыку на улицы и сделать ее современной, панки освободили ее от всех красот, тонкостей и ужимок: они вернулись назад к трем первобытным рок-н-ролльным аккордам, выбиваемым из усилителей на уровне болевого порога восприятия. Любой мог бы играть панк-рок, и любой это, действительно, делал. За одну ночь рождались тысячи групп, выдавая эти три магических аккорда с учтивостью пулемета, угрожая пошатнувшемуся пьедесталу суперзвезд , стараясь перековать рок в орудие ниспровержения и анархии, сея страх и отвращение в душах добропорядочных граждан.

Из всех мегаплатиновых легенд 70-х именно ПИНК ФЛОЙД — с их умышленным отказом от спонтанности, аурой замкнутости и склонностью к напыщенности и апатичности — были для отряда панков с «ирокезом» на головах и булавками в носах особенно привлекательной мишенью. «Упорство в тихом отчаянии» — эта философия, конечно же, не соответствовала образу жизни ПАНКОВ. Психоделическое наследие и имидж ФЛОЙД стали проклятием в их устах , ведь «гребешки» предпочитали «колеса» «травке» или «кислоте» и произносили слово «хиппи» с величайшим презрением.

Однако именно ПИНК ФЛОЙД невольно помогли владельцу магазина стильной одежды в Челси Малкольму Макларену (Malcolm MacLaren) открыть пресловутого Джонни Роттена (Johnny Rotten). По словам Джулии Берчилл (Julie Burchill) и Тони Парсонса (Топу Parsons), Макларен подписал «сидящего на амфетамине парня с зелеными волосами и — для полноты картины — гнилыми зубами» на роль основного вокалиста SEX PISTOLS, в основном, из-за того впечатления, которое произвела на него «садистски изувеченная футболка с надписью ПИНК ФЛОЙД и накаляканными чуть выше шариковой ручкой словами: «Ненавижу» (Дейв Гилмор однажды саркастически заметил, что ФЛОЙД, по крайней мере, представляли собой «цель, наполненную содержанием», и Джонни Роттен никогда бы не заработал такого авторитета, облачившись в футболку с надписью «Ненавижу YES»).

Если учитывать их собственные андеграундные корни и склонность в начале пути к разрушению традиционных поп-структур, то вся ирония заключалась в том, что мишенью для оскорблений выбрали именно ФЛОЙД. Но все-таки Макларен дал очень высокую оценку творчеству Сида Барретта, которого SEX PISTOLS последовательно пытались достать в «Chelsea Cloisters». Сумасброд, однако, ни за какие коврижки решил не покидать своей квартиры.

Ник Мейсон говорит, что он никогда серьезно не воспринимал панковскую риторику и приветствовал мятежные настроения панк-рока. ФЛОЙД, по свидетельству Мейсона, пережили «замечательную юность в 60-х, когда мы были любимцами андеграунда и попадали в журналы как потрясающе андеграундная группа и все такое прочее. Но это очень быстро закончилось, нас стали прижимать и шпынять в рок-прессе. Мы привыкли к тому, что нас не очень-то любят, человек привыкает жить с этим чувством. Есть люди, которым нравишься, и те, которым не нравишься».

«Движение панков, как я раньше считал и как сейчас я думаю, было неизбежным оздоровительным процессом во всем рок-н-ролльном бизнесе, потому что рок стал законченной техно-помпезной погремушкой — как в бизнесе, так и на сцене. Самое отвратительное заключалось в том, что звукозаписывающие компании все разрастались и разрастались и приобретали влияние, их больше беспокоили прибыли от продажи пластинок. Они не хотели рисковать, а группы требовали все больше денег на свое содержание и раскрутку. Они предпочитали утирать носы конкурентам, за миллион с лишним долларов перекупив THE ROLLING STONES, чем вкладывать деньги в молодые коллективы. Это вполне объяснимо: платишь миллион долларов за известную команду — и есть все шансы вернуть свои деньги назад. А можно потратить по сто тысяч долларов на восемь новых групп — и все потерять».

«Шоу-бизнес изменился. В 60-е годы компании звукозаписи, казалось, были готовы подписать контракт с любым, у кого длинные волосы, даже если это создание окажется пуделем. А потом появились EMERSON, LAKE AND PALMER, PINK FLOYD и YES — огромные, неповоротливые динозавры, бродившие по земле. Что сделал панк? Он сказал: «Мы сможем опять делать записи за двадцать фунтов». Они обладали энергией и желанием выступать и не задумывались над тем, кто же самый лучший музыкант в мире. Панк был просто необходим». «Конечно, — добавляет Ник , — не хочется, чтобы мир населяли ОДНИ ЛИШЬ динозавры, но все-таки здорово оставить в живых хотя бы НЕКОТОРЫХ из них».